Стальная эскадрилья - [18]

Вдруг ведущий дает команду на роспуск группы и посадку. Но аэродрома нигде не видно! Все же перестраиваюсь с Ушаковым в правый пеленг. Жду дальнейших распоряжений. Вижу — ведущий прибрал газ, выпустил шасси и снижается на узкую полоску убранной ржи у опушки леса. Заходим на посадку и мы. На выравнивании «прижимаюсь» к самому хвосту самолета Ушакова, чтобы не плюхнуться в высокую рожь. Машина плавно касается земли и, громыхая, катится по ней.

Вслед за командиром эскадрильи подруливаем самолеты к опушке леса и быстро маскируем их ветками — ведь мы уже в пределах досягаемости вражеских воздушных разведчиков и бомбардировщиков. Об этом же предупреждает подчиненных Пасхин, требует строго соблюдать правила маскировки при передвижении, воздержаться от беспорядочной контрольной стрельбы из пулеметов, по демаскировать стоянки освещением, кострами.

10 июля — день подготовки материальной части. Раскрываем лючки, снимаем моторные капоты и приступаем к тщательному поагрегатному осмотру всего самолета. Стрелок радист Игорь Копейкин проверяет рацию, бортовое оружие, штурман Николай Аргунов — навигационное и прицельное оборудование, замки бомбодержателей; техник Андрей Коробцов в поношенном комбинезоне хлопочет у моторов — у него самое большое и не вполне «стерильное» хозяйство.

Я осматриваю свою кабину. Проверяю все, что даже и не требуется в этих случаях, а сам исподволь присматриваюсь к Аргунову и Копейкину: ведь я их знаю еще мало. Только в технике уверен, как в самом себе. Невысокого роста, подвижный, светловолосый, с добрым открытым взглядом, он быстро и четко выполнял любые работы на матчасти, да так, словно не гайки стальные крутил, а нежно перебирал пальцами по грифу музыкального инструмента и никогда не сбивался на фальшивую ноту.

Аргунов пока показывает себя сообразительным и расторопным штурманом и достаточно волевым сержантом. О воздушном стрелке-радисте Игоре Копейкине впечатление складывалось тоже хорошее, хотя он казался замкнутым. Мне же всегда нравились люди веселые, отзывчивые на шутку, общительные. Впрочем, для подчиненного новый командир тоже загадка, так что не каждый сразу открывается, к нему еще нужно найти ключик. Значит, и мне разумно было опереться на народную мудрость: поживем — увидим. Но и растягивать знакомство в условиях, когда не сегодня-завтра придется вместе идти в бой, казалось неразумным. Так или иначе, с чего-то следовало начинать…

Вечером состоялась первая беседа с подчиненными по душам. Подвел итог проделанной работе, а потом попросил каждого коротко рассказать о себе. Затем речь зашла о предстоящих боях за Родину. Мнения всех членов экипажа совпали в главном — сражаться придется с очень сильным противником. Чтобы разбить врага, понадобятся огромное мужество и большое мастерство каждого советского воина, значит, и наше.

Вопреки ожиданиям, ни завтра, ни послезавтра на боевые задания вылетать не пришлось. Чувствовали себя как-то неловко: идет жестокая война, наши товарищи ведут смертельную схватку с врагом за родную землю, а мы, кадровые военные, отсиживаемся, пускай и не в глубоком, по все же в тылу. Мы регулярно питаемся, отдыхаем по нормам мирного времени.

Все-таки человек ко всему может привыкнуть, в том числе и к ожиданию. Рано утром 14 июля объявили боевую тревогу. И она почему-то не показалась настоящей. Сколько их уже было на моем коротком летном пути! Впрочем, независимо от того, какая она — учебная или боевая, действовать нужно четко и безошибочно. Вмиг оделся и одним из первых прибыл на построение. Слушаем приказ: готовиться к боевому вылету! Может быть, опять проверка? Но какое это имеет значение? Привычно делаем все, что необходимо, и через десяток минут докладываю Александру Архиповичу Пасхину, что самолет и экипаж готовы к вылету. Комэск пожимает руку, просит передать экипажу благодарность за слаженные действия.

А штабные офицеры тут же на стоянках уже раздают полетные карты.

Начальник штаба полка капитан Фомин называет населенные пункты, по которым проходит линия фронта. Я быстро нанес условную линию и только потом, внимательно на нее посмотрев, ужаснулся: красная и синяя полосы пролегли у Великих Лук, Витебска, южнее Смоленска. Мелькнула мысль, что вот и моя родная деревня, раскинувшаяся на красивейшем берегу реки Великой, уже оккупирована фашистами. Какой-то жесткий комок подкатил к горлу: а вдруг мои родные и близкие остались там, не ушли на восток?

Из короткого оцепенения вывел сигнал «По самолетам!». И вмиг все забыто, кроме поставленной задачи. Бежим к крылатым машинам, показывая Андрею Коробцову жестами на ходу: «Запуск!» И вот уже ревут моторы, воздушные вихри срывают с деревьев сочные листья. Взлет! Курс — на Ржев.

Первый фронтовой

К Ржеву подошли на малой высоте я с ходу произвели посадку. А вот найти место для своих десяти самолетов оказалось не просто. На громадной площади аэродрома буквально яблоку негде упасть. Каких только машин здесь не было! Почти до самой посадочной полосы были разбросаны кургузые «ишачки» — истребители И-16, курносые, но очень симпатичные «чайки». А рядом с ними самолеты новейших конструкций — бомбардировщики Пе-2, истребители МиГ-1 и ЛаГГ-3, штурмовики Ил-2. Вся эта пестрая, открытая любому взору авиатехника придавала фронтовому аэродрому вид какой-то авиационной выставки безмятежного мирного времени. Прямо на открытой поляне разместились полевая кухня и столовая — времянка, имеющая всего около десятка маленьких столиков для летного и технического состава. Всех кормили по одной норме, и никому не было известно, кто не успел к обеду или к ужину.