Сталинские соколы - [30]

Ощущение тревоги не покидает ни днем, ни ночью. Что будет дальше со страной, с нами. сдадимся на милость победителей или будем продолжать сопротивление, пока есть хоть малейшая возможность.

Я стал часто жаловаться на боли в сердце, доктор сказал, что это нервы, и посоветовал успокоительное. Хочется что-либо активно делать, начинаешь упрекать себя за то, что, может, не так хорошо сражался! А что мы можем еще, мы и так летаем на задание днем на устаревших машинах, наносим удары и умудряемся возвращаться обратно, правда, не все, чтобы опять вылететь, когда представиться возможность. Остается только идти в пехоту. Еще есть надежда, что-либо еще может случиться, и мы не проиграем эту войну, пусть и не победим, но хотя бы защитим свою землю, свои дома и семьи. Что-то еще может случиться. Если бы не это чувство тревоги, все бы нормально.

Целую, ваш Herzblatt!

Сегодня днем удачно атаковали наступающую колонну русских, обошлись без потерь. Летали на юго-восток по направлению на Братиславу в район Малацки. Кольцо сужается.

Прости, но писать больше нечего.

Погода портится, днем авиация не летала. К половине второго ночи дымка несколько рассеялась, и мы вылетели на бомбардировку русского передового аэродрома.

Ночью все сглаживается, передвижений не видно, война успокаивается, и кажется, что летишь в неком нейтральном пространстве, окруженным покоем и тишиной.

Теперь мы бомбим свои собственные аэродромы, в этом есть одно преимущество – экипажи хорошо знают ориентиры и подходы к цели. Редкие вылеты дают готовиться с особенной тщательностью, а значит, избежать необдуманного риска.

Атака на аэродром вышла отличной, правда, оценить результаты нет возможности. Бомбы упали точно на взлетную полосу, а далее, набрав нестандартные четыре тысячи двести метров, мы ушли от хаотичного огня русских, не ожидавших ночной атаки.

На обратном пути, пролетая линию фронта, видели ночной бой. вспышки огней, направленных в разные стороны, словно какая-то часть держала оборону в окружении. Когда подходили к своему аэродрому – его атаковали бомбардировщики союзников. Нет, война не дает забыть о себе.

Один из летавших экипажей привез своего пилота мертвым, Хейнкель на вынужденную посадил штурман, самолет еще можно восстановить, но этим никто не будет заниматься.

Я люблю вас!

Русские атакуют, мы их бомбим – тщетные попытки остановить наступающую со всех сторон орду азиатов. Сегодня днем летали в район Нойштадта искать продвигающиеся колонны советов. Нашему экипажу удалось выйти на аэродром, захваченный русскими, и уничтожить на нем несколько строений и один одномоторный самолет. С высоты в четыре с половиной километра было трудно различить его тип.

У нас пропало два экипажа, мы долго ожидали в надежде, что Хейнкели вернуться. По последней информации сделали вывод, что товарищи сбиты и сели на захваченной территории, значит, плен, если не помогут словаки. Нет, летать днем на Хе-111 – это самоубийство.

Ночью летали в тыл русских. Ночь выдалась прекрасной, на высоте шести километров встретили рассвет. Встающая заря в неподвижном зелено-голубом воздухе кажется таинством. Обожаю встречать в небе зарождающийся день, первые лучи света, внезапно вспыхнувшие из-за горизонта, кажутся иррациональной мистикой. Если бы я не разбил Хейнкель при посадке, вылет можно было бы считать удачным. Обидно избежать зениток и истребителей противника, но при этом разбить собственный самолет.

Отсутствие у противника большого количества передовых аэродромов позволило нашим немногочисленным истребителям переломить ситуацию в свою пользу. Мы пользуемся этим и почти каждую ночь совершаем вылеты.

Взлетаем обычно часа в четыре утра, еще в темноте, чтобы с наступлением светового дня быть над целями, бомбим с одного захода и разворачиваемся домой, идя на большой высоте, стараясь обходить зоны действия вражеских истребителей.

Сегодня мое сердце сжалось. нас отправили бомбить аэродром Реппен, где у самой линии противостояния базируются истребители русских. От цели до нашего дома оставалось несколько десятков километров. Неужели сюда пришли русские? Я очень волнуюсь за вас, не получая писем целую неделю.

Ухудшение погоды, делающее невозможным ночные вылеты, заставило нас подняться в воздух в 9 часов утра. Однако дымка спрятала нас от вражеских истребителей, позволив нанести удар по железной дороге.

От вас все нет писем, мысль о том, что между нами находится враг, сводит с ума.

Днем в районе трех часов бомбили автодороги возле Дюрнкрута. Спасает большая высота и хорошо знакомый район. На шести тысячах метров чувствуешь себя богом, только бессильным богом, который не может развернуть самолет к дому.

Я очень волнуюсь за вас, не получая вестей.

У нас без изменений, если не считать, что кольцо сжимается все плотнее. Утренняя дымка позволила нам вылететь на атаку колонн противника, замеченных возле Лойдестали.

Я все еще надеюсь, что вы живы и здоровы и с вами все в порядке, поэтому продолжаю писать, а отсутствие ваших ответов связываю с тем, что между Прагой и предместьями Лейпцига господствуют оккупанты. Вот и сегодняшней ясной ночью мы бомбили русский передовой аэродром в районе Бервальде. Он находится менее чем в ста километрах от места, где находитесь вы.