Сталинские маршалы в жерновах политики - [2]
Советское государство было государством насквозь политизированным. В условиях безраздельного господства одной, большевистской, партии и одной идеологии политика пронизывала ткань всей жизни, включая военное дело. Принадлежать к военной элите мог лишь тот, кто принадлежал к элите политической. Взять первых маршалов. Ворошилов еще с 1926 г. входил в состав Политбюро ЦК ВКП(б), все остальные — с 1934 г. кандидаты в члены ЦК, кроме того, Буденный — был членом ЦИК СССР, а позднее — Президиума Верховного Совета СССР, Тухачевский — членом ЦИК СССР всех созывов, Блюхер — членом ЦИК и членом Президиума Верховного Совета СССР.
Не было исключений из этого правила и позднее. Причем политическую лояльность Сталин рассматривал как фактор более важный, нежели профессионализм. Именно в силу этого маршальские погоны не получили, например, И.П. Уборевич, И.Э. Якир, но зато их надели Л.П. Берия и Н.А. Булганин. По той же причине самый выдающийся полководец Второй мировой войны, но своенравный Г.К. Жуков неизменно пребывал в военной иерархии ниже некомпетентного в военном деле Булганина.
В Советском Союзе маршалы были вовлечены в политику всегда. То напрямую, занимая места в высших органах государственной и партийной власти, то — получая от высших руководителей соответствующие поручения. К политике высшие военные были прикованы, как каторжник к ядру. В иных странах такое и представить трудно. Даже в гитлеровской Германии крупные военачальники могли, как правило, без негативных последствий для себя оставить по личному желанию занимаемый пост. В сталинском же государстве о добровольной отставке и помыслить было невозможно. Попытка такой отставки квалифицировалась бы в первую очередь как злонамеренный отказ от выполнения поручения партии, как пренебрежение ее доверием. А это ни при каких обстоятельствах не прощалось.
Политика — дело грязное, сталинская политика, как оказалось, — особенно. Многочисленны факты того, как советские маршалы вовлекались властью в дела, о которых в старой армии по соображениям офицерской чести и помыслить было невозможно.
Характерна реакция И.В. Сталина на действия начальника Генерального штаба Б.М. Шапошникова, выпускника еще Императорской Николаевской академии, когда он объявил двум начальникам штабов фронтов за предоставление недостоверной информации выговор. Узнавший об этом вождь возмутился: выговор? Да это как слону дробина, таких выговоров у провинившихся — наверняка воз и маленькая тележка. И был весьма удивлен (а это с диктатором случалось не часто) пояснением Шапошникова, что получивший от начальника Генштаба выговор должен сразу подать в отставку.
О таком понимании офицерской чести, о взыскательном, но, безусловно, уважительном отношении к человеку в погонах вспоминали, увы, изредка и разве что по прихоти вождя. Торжествовал иной принцип, сформулированный еще Лениным: «Морально все то, что служит делу пролетариата». А под него ленинские наследники подгоняли любые меры, позволявшие гарантированно удержать власть.
Сталин и его присные, сами придя к власти вооруженным путем, страшно боялись, что их оппоненты воспользуются этим опытом. Им постоянно мнились заговоры и перевороты, которые могли исходить из среды высших военных. Поэтому они целенаправленно раскалывали военную элиту, держали ее в страхе, культивировали аморализм, слепое преклонение перед лидером страны. Никакой самый высокий пост, никакое высшее воинское звание не гарантировали от политического шельмования, а нередко и бессудной расправы. Вспомним хотя бы, с каким презрением высказался вождь на упомянутом выше совещании высшего командного состава РККА в январе 1938 г. о Тухачевском, которого «мы расстреляли, несмотря на его маршальское звание». Сказал как о вещи обыденной, будто расстрелять маршала — не сложнее, чем стакан воды выпить.
Противопоставляя одних военачальников другим, партийная и государственная машина склоняла их (как, впрочем, и военнослужащих РККА всех других рангов) к доносам на сослуживцев, частенько привлекала к исполнению полицейских функций, что всегда считалось унизительным для человека военного, заставляла участвовать в инсценировках судилищ над их товарищами, а от затянутых в воронку репрессий требовала покаяния «перед партией», «перед народом». Читатель встретит подобные сюжеты в очерке о каждом из героев книги. И это — не прихоть автора, а жестокая реальность, в которой существовала армейская элита.
Разве, например, вождь не понимал, насколько болезненно будет воспринято полководцами только что завершившейся Великой Отечественной войны присвоение Л.П. Берии в июне 1945 г. звания Маршал Советского Союза? Известно, что никакого экспромта вождь в таких делах не допускал. Выходит, лишний раз давал высшим военным понять, что их заслуги и дарования — ничто или почти ничто по сравнению с заслугами главы Лубянки. Уравнивание последнего с полководцами делало их к тому же еще более зависимыми от Берии. А назначение Н.А. Булганина (не Г.К. Жукова, А.М. Василевского или К.К. Рокоссовского) своим первым заместителем по Наркомату обороны — действие Сталина не того же порядка?
