Сталинщина как духовный феномен - [14]

В период внутрипартийной борьбы в большевистской среде шел процесс освобождения от первоначальной марксистской веры. Эта вера явно оказывалась несостоятельной и должна была уступить место чему-то новому, может быть, совершенно иному. Это иное и новое мучительно рождалось во внутрипартийной борьбе. Троцкий (и в этом родство троцкизма с гитлеризмом) видел его на путях освобождения от иллюзий, в открытом насилии. Слабость Троцкого, может быть, причина его поражения, так же как и слабость Гитлера, была в его искренности, ибо откровенное зло в жизненной борьбе всегда оказывается слабее зла лицемерного. Сталин это, по-видимому, хорошо понимал. Он с самого начала стал на путь последовательного фикционализма.

В своем отношении к власти сталинцы разделились на две неравные группы. Одни — таких ничтожное меньшинство — держат власть в своих руках, считают её своим достоянием и расплачиваются за обладание этим сокровищем страхом. Вся административная практика этих людей, всё созданное ими государственное устройство проникнуты одной заботой: обезопасить свою власть от возможных на неё посягательств. Они боятся своей армии, своих офицеров, своих специалистов, своего народа, своих собственных товарищей по партии. Смертельно боятся гласности. Они, если не сознанием, то «нутром» понимают, что их верховная ценность — самозванка, воссевшая на престоле незаконно. Удел самозванца — сознание незаконности своих притязаний и страх.

Другие, то есть огромное большинство членов партии, относятся к власти иначе. Сами они властью не обладают, они лишь средство для охраны власти тех, кто ею пользуется. Они признают эту власть как непреоборимую реальность, как непреложный факт и относятся к нему, как восточный раб к своему деспоту. Они по природе своей фактопоклонники. Они не подвергают явление сталинской власти нравственной оценке. Они служат власти очень усердно, потому что она представляется им несокрушимой, потому что всякий протест против неё грозит неизбежной гибелью, а недостаток усердия по службе — потерей жизненных благ (иногда значительных, иногда крайне мизерных), которыми власть вознаграждает своих слуг. Пафос социальной справедливости, пусть ложно направленный, но воодушевлявший большевиков начала века, выветрился окончательно и заменился фактопоклонством и служением власти, в котором много цинизма, но нет и следа нравственного начала.

Народ в целом относится к власти, возведенной в ранг верховной ценности так, как и надлежит к ней относиться: как к идолу, который претендует на служение, подобающее единому Богу. С этим идолом народ не помирился и не помирится никогда Но сталинцы, и не призывают открыто к поклонению этому идолу. Требуя фактического служения ему, служения, которое выше человеческих сил, они прикрывают своего идола фикциями, легендами и мифами. Вся советская пропаганда поставлена на службу фикционализму, вся явная Экзотерическая сторона их духовной жизни выражается в форме фикций, создается мнимый мир мнимой веры, только условно связанный с тайной реальностью подлинного мироощущения сталинизма и с явной реальностью советской жизни.

Глава 4 Слово и дело в сталинизме

>Разрыв между пропагандой и действительностью. Экзотерическая и эзотерическая стороны духовной жизни сталинизма. Принципиальное и служебное значение мифов и фикций.

Разрыв между действительной жизнью в СССР и официальным её изображением не случаен: он вытекает из главной характерной черты духовного творчества сталинского времени, его абсолютной подчиненности идее тотального властвования.

Духовный мир сталинизма Это, с одной стороны, иллюзорный мир, Это заведомо ложные, догматически установленные, теориеобразные положения, вроде учения о бесклассовом обществе или о построении социализма в одной стране, Это бесконечная серия мифов и фикций — сталинская псевдорелигия. С другой стороны, это огромный опыт насильнического властвования, Это приобретенное в практике уменье поставить решительно всё на службу тотальному властвованию. Между Этими сторонами зияет пропасть. Действительная жизнь в СССР прямо противоположна фикции «счастливой и зажиточной жизни в самом свободном государстве в мире».

Все, о чем говорит сталинский пропагандный аппарат, всегда в той или иной степени мнимо. Важнейшее, то, чем сталинизм живет на самом деле, выражается только в практических действиях. Об Этом важнейшем в советской печати никогда нигде не было и, вероятно, не будет сказано ни слова.

Идем, представления и принципы, реально руководящие деятельностью сталинизма, это практические идеи и практические принципы, которые не могут быть адекватно выражены теоретически, да и не нуждаются в теоретическом выражении. Пытаться выразить их в форме теоретических положений, значит насиловать их сущность. Они скрываются не потому, что они непременно должны скрываться, хотя их обнаружение и было бы смертельной опасностью для сталинской власти, но потому, что они эзотеричны по природе, что они вообще не выразимы теоретически.

Всё, что может быть сказано об эзотерической стороне сталинизма неизбежно будет лишь теориеобразным искажением её сущности. Эту сущность надо уметь ощутить не в теории, а в практике при посредстве того «шестого чувства», которое большевики еще при Ленине стали называть «чутьем». То, что для любого другого культурного явления есть выражение его духовной природы — религия, философия, право и нравственность, вкусы и идеалы — для сталинизма лишь практическое оружие, лишь средство для достижения практических целей.