«Сталинизм». Исследование происхождения, сущности и результатов - [41]

«Весь подход метафизический. Нельзя отвлечься от мирового хозяйства»[83].

Спор, по Троцкому, не идёт о том, имеет ли революция социалистический характер, или о том, началось ли уже строительство социалистического общества. Оба вопроса вне всякого сомнения имеют положительный ответ, хотя Сталин постоянно утверждает, что мы это якобы отрицаем.

«Если вы спросите, имеется ли достаточно сил и средств внутри страны, чтобы, независимо от того, что будет происходить во всем мире, довести до конца в течение 30 или 50 лет построение социализма, то я говорю, что самая постановка вопроса в корне неправильна. У нас есть достаточно средств для того, чтобы вести социалистическое строительство вперёд и тем самым помогать мировому революционному пролетариату, который имеет никак не меньше шансов завоевать власть в течение 10–20–30 лет, чем мы — построить социализм; никак не меньше, а больше шансов!

Я вас спрошу, товарищи, — и это есть основной пункт, это есть стержень всего вопроса, — что произойдёт с Европой, пока мы будем строить социализм? — вы говорите: мы построим социализм в нашей стране, независимо от того, что будет происходить за это время во всём мире. Хорошо. Сколько нам нужно времени для построения социализма? Ильич считал, что за 20 лет мы никак не построим социализма, при отсталости нашей крестьянской страны, и за 30 лет не построим. Допустим, 30–50 лет, как минимум. Так я вас спрашиваю, что за это время произойдёт с Европой?»[84]

Возражая на обвинения в пораженчестве и капитулянтстве, Троцкий выразил своё убеждение в том,

«что победа социализма в нашей стране обеспечена только совместно с победоносной революцией европейского пролетариата. Это вовсе не означает, что наше строительство не-социалистическое, или что мы не можем и не должны со всей энергией вести его вперёд»[85].

К сожалению, на конференции царило настолько враждебное отношение к выступавшим представителям оппозиции, что их речи фактически казались, как говорится, метанием бисера перед свиньями. Не было серьёзной дискуссии, в которой стороны стремились бы к пониманию и истине. Выступления постоянно прерывались пристрастными выкриками и оскорблениями, Зиновьева в конце концов лишили слова, так что он не смог закончить выступление. Делегаты совершенно очевидно были заранее настроены предубеждённо и враждебно, что и было целью конференции: они должны были опорочить взгляды оппозиции, чтобы полностью вывести её из игры. Её хотели официально лишить права далее защищать свои взгляды. Таким образом XV партконференция в октябре 1926 года очень ясно показала, какими методами развивалась далее система сталинизма, как она возобладала в партии и как она уже перешла к идеологическому террору.

Дальнейший путь формирования методов и инструментария сталинской системы доминирования привёл от дискриминации оппозиционных взглядов к криминализации их сторонников и тем открыл возможность их преследования по закону.

Поскольку представители правящего большинства всегда упрекали оппозицию, что та лишь критикует и не имеет конкретных предложений лучшей политики в конкретных областях (несмотря на то, что их критические оценки были связаны с практическими указаниями), оппозиция при подготовке XV съезда, запланированного на начало 1927 года, решила представить партии для обсуждения свои идеи в обширном программном документе. Члены партии, и прежде всего будущие делегаты, должны были сами составить себе точное представление о разнице во взглядах.

Но этого сталинское руководство не хотело допустить любой ценой, поэтому оно запретило публикацию этого документа. Не нашлось ни одной типографии, готовой напечатать его. Преображенский и Серебряков, однако, смогли организовать типографию. За это они вместе с другими участниками сразу же были исключены из партии, некоторые из них также были арестованы. Бухарин в этом отношении утверждал, что оппозиция публикацией и распространением документа нарушила не только «партийную законность», но и «советскую законность» и этим заслужила наказание. Так хотели оправдать и узаконить аресты и приговоры. Инициаторы этой публикации были обвинены в сознательном сотрудничестве с буржуазными и «контрреволюционными» силами, и фигурировал даже некий «белогвардейский офицер» бывшей врангелевской армии.

Как выяснилось, это была провокация, поскольку этот бывший офицер был агентом ОГПУ. В оппозицию был внедрён шпион для слежки за ней. Когда провокация была разоблачена, Сталин открыто одобрил такие действия и цинично сказал, что это хорошо, раз бывший белогвардейский офицер теперь помогает разоблачать контрреволюционные силы в партии.

В таких условиях совершенно понятно, почему оппозиция для своего документа, оставшегося по большей части неизвестным, получила лишь примерно 6 000 подписей. Троцкий и Зиновьев 23 октября 1927 года были также исключены из Центрального Комитета. Каждый, кто осмеливался выступить за взгляды оппозиции, должен был теперь рассчитывать на большие неприятности и репрессии. В обстановке идеологического террора и угрозы репрессий такой результат был предопределён заранее, тем более, что большинство членов партии — даже по свидетельству самого Сталина — было теоретически необразованно и к тому времени воспитано в вере в вышестоящее начальство, и потому, естественно, последовало за «партийной линией». В своё время считалось преувеличением, когда Троцкий в своей речи перед объединённым пленумом ЦК и ЦКК сказал, что за такими репрессиями скоро последуют ещё более суровые меры. Он считал возможными даже казни.