Сталинградский рубеж - [22]

* * *

Много времени спустя мне стало известно, что решение об отводе войск 62-й и 64-й армий на рубежи среднего обвода первоначально принималось в Ставке Верховного Главнокомандования еще 25 августа. Причем к принятию такого решения, а затем к отмене его, или, точнее, к объявлению его необязательным, имели отношение действия нашего командарма Лопатина. Чтобы объяснить это, надо вернуться немного назад.

Когда в ночь на 25 августа я прибыл на армейский КП из дивизий Глазкова и Казарцева, Антон Иванович Лопатин молча протянул мне телеграмму, которая была послана им днем в два адреса — начальнику Генерального штаба и командующему фронтом. В телеграмме он докладывал об обстановке, сложившейся в результате прорыва противника на нашем правом фланге, и просил разрешить ему, в целях сохранения сил и техники и более выгодной группировки войск армии, отвести три дивизии левого фланга (399, 131 и 112-ю), а также 20-ю мотострелковую бригаду на рубеж Ново-Алексеевский, Синеоковский, Гавриловка, то есть на средний оборонительный обвод.

Прочитав телеграмму, я не сразу нашелся что сказать. Кажется, такой же была и первая реакция Гурова, Пожарского, Камынина, с которыми Лопатин советовался еще до того, как телеграмма была составлена.

Решиться на то, что через несколько дней стало неизбежным, тогда было еще не так просто. Уйти самим с донского рубежа? Оставить Калач, где стойко держалась бригада Ильина?.. Но нельзя было закрывать глаза на то, что теперь противник угрожает нашим войскам, остающимся у Дона, не столько с фронта, сколько с фланга, а может обойти их и с тыла. Возможна ли устойчивая оборона армии в целом, если ее правое крыло, оттесненное от Дона, останется на среднем обводе, а левое — на внешнем, донском, и резервов, чтобы надежно перекрыть разрыв между ними, по-прежнему не будет? Предложение Лопатина означало, что на центральном участке фронт приблизился бы к Сталинграду километров на тридцать. Но не означало ли оно также единственную возможность стабилизировать фронт обороны на тех рубежах, где это в сложившейся обстановке было реальным?

Поразмыслив над всем этим, я сказал командующему, что с содержанием телеграммы согласен. Его предложения представлялись разумными, дальновидными. К такому же мнению пришли Гуров, Пожарский, Камынин.

Но командующий фронтом уже ответил на просьбу об отводе нашего левого фланга отказом, потребовав продолжать активные действия по восстановлению положения на правом. В Ставке же посмотрели на дело иначе. Оттуда поступила в Сталинград утром 25 августа телеграмма (до армии она не дошла, поскольку нам и не предназначалась), где говорилось: «…Следовало бы отвести Лопатина на следующий обвод, восточнее Дона, а также и 64-ю армию, отвод надо произвести скрытно и в полном порядке, чтобы он не превратился в бегство. Надо организовать арьергарды, способные драться до смерти, чтобы дать отойти частям армий…»[2]

Тем временем до Москвы дошло донесение Лопатина, в котором излагалось решение, принятое во исполнение требований командующего фронтом о наступательных действиях правофланговыми дивизиями — 87-й и 35-й гвардейской (принятое, добавлю, еще до того, как командарм узнал из моего доклада, что от 87-й дивизии Казарцева, рассеченной прорывавшимся противником надвое, в полосе нашей армии остался один малочисленный полк).

Не знаю, могло ли это донесение быть понято как отказ от просьбы разрешить отвод левого фланга армии. Но в другой телеграмме Верховного Главнокомандующего, посланной в Сталинград в тот же день, содержались такие слова: «…утреннюю директиву об отводе 62-й и 64-й армий на восток можете считать необязательной»[3].

Решение, таким образом, было оставлено за командованием фронта. Через сутки, в ночь на 26-е, Лопатин вновь поднял вопрос об отводе с Дона хотя бы двух дивизий — 399-й и 131-й, и уже не на средний обвод, а на промежуточный рубеж между ним и Доном. Генерал-полковник Еременко не дал «добро» и на это. По-видимому, он продолжал рассчитывать, что ожидаемый успех контрударов с севера решительно изменит обстановку.

Что конкретно дал бы более ранний отход на средний обвод, гадать не стану. А в какой обстановке в ночь на 31 августа пришлось отходить основным силам армии, читатель, думаю, уже может себе представить. Окружения между Доном и Волгой и сопряженных с ним потерь в людях и тяжелой технике большинству наших частей все же удалось избежать. Но — не всем.

Приказ об отходе касался, конечно, и бригады Ильина, продолжавшей удерживать Калач. Однако связь с Ильиным вновь прервалась, и с позиций у Дона он снялся на сутки позже, следующей ночью. Бригада и приданные ей подразделения укрепрайона имели в строю 530 человек и пять исправных орудий. Уйти из Калача им удалось незаметно для противника. А потом, в силу сложившихся обстоятельств, бригаде пришлось вести бои на промежуточных рубежах в качестве армейского отряда прикрытия. В районе Карповки полковнику Ильину были подчинены остатки других частей, и его группа вновь проявила отменную стойкость, задержав здесь вражеские танки.

Все усилия направлялись на то, чтобы закрепиться на среднем обводе, и уже возникали опасения, что не везде это удастся. И вот в этой сложнейшей обстановке было решено сделать одно, по-своему неотложное дело, не имевшее прямого отношения к боевым задачам дня.