Сталинградский рубеж - [139]

— Подсчитываем пленных, — докладывал на исходе дня Николай Филиппович Батюк. — Сегодня наберем больше, чем за все время, сколько тут воюем. Сейчас один лейтенант со своим связным привели сразу целую сотню…

Но ни Батюк, ни кто другой не знали, что до конца дня будут у нас и пленные генералы — хватило их все-таки и на нашу армию!

…Комсорг полка связи Михаил Портер обследовал территорию, считавшуюся уже очищенной от противника, — хозяйственные связисты не упускали случая запастись трофейным кабелем. Его внимание привлек показавшийся из-под снега ярко-красный провод, который и вывел к замаскированному блиндажу.

С комсоргом были два бойца. Приказав им оставаться снаружи, он рывком отдернул полотнище, закрывавшее вход в блиндаж. Оттуда показался ствол автомата, по комсорг успел открыть огонь первым, и гитлеровец, появившийся перед ним, упал. Рядом кто-то щелкнул затвором, однако Михаил упредил короткой очередью и того. Больше стрелять не понадобилось — все, кто еще уцелел в блиндаже, подчинились команде «Хенде хох!».

Михаил Портер, рассказавший потом в штабе армии эти подробности, признавался, что у него в первое мгновение зарябило в глазах: в блиндаже горела электрическая лампочка, очевидно от аккумулятора, а вставшие перед ним офицеры и генералы были в парадных мундирах, при орденах. Самый старший на вид генерал остался сидеть, держа в руках чашечку с кофе.

Это оказался командир 51-го армейского корпуса генерал артиллерии фон Зейдлиц-Курцбах. Связисты набрели на штабной блиндаж входившей в его корпус 295-й пехотной дивизии. Командир дивизии генерал-майор Корфес и начальник штаба полковник Дессель также были тут. Почему-то занесло сюда и командира 4-го армейского корпуса генерала артиллерии Пфеффера.

Кто есть кто, выясняли, понятно, уже у нас в штабе. У комсорга полка связи была одна забота — отконвоировать всю эту компанию: с адъютантами и денщиками 16 человек. Между тем из соседних развалин грянули выстрелы — там еще сидел какой-то фашист. Один наш боец был убит, второй ранен…

Комсоргу пришлось построить пленных в круг и встать вместе с раненым бойцом посередине, прикрывшись таким образом от пуль. После этого выстрелы прекратились. Затем он приказал двум пленным нести раненого, а тому — не выпускать из рук оружия и глядеть в оба. Сданные генералами и офицерами пистолеты комсорг и раненый боец запихали себе за голенища. Денщики и адъютанты подхватили чемоданы с генеральскими пожитками, взяты были также собранные в блиндаже документы, карты.

Выбравшись из руин и овражков, где могли скрываться недобитые и невыловленные гитлеровцы, шли дальше по волжскому льду, вдоль берега. Уже в темноте прибыли в расположение армейского КП.

После того как разобрались, кого привел комсомолец-связист, и рассортировали пленных, старшие по рангу — три генерала и два полковника предстали перед командармом Чуйковым.

В блиндаже у командующего находились Гуров, я, Васильев, в качестве переводчика — Шклюбский. Захват штаба неприятельской дивизии, кстати одной из тех, с которыми мы имели дело в течение всей Сталинградской битвы (да еще с командирами двух корпусов в придачу?), явился, разумеется, приятной новостью. Тем более что еще никому из нас не приходилось видеть сдавшихся в плен гитлеровских генералов. И уже то, что дожили, довоевали до этого, кое-что значило.

Однако, честно говоря, само это зрелище особого удовольствия не доставило. Мундиры и ордена (у всех генералов были Рыцарские кресты, а у Зейдлица — и «с дубами») не вязались с небритыми лицами, с растерянностью этих людей. Впрочем, наверное, иначе и не могли выглядеть военачальники, теперь уже — бывшие, которые, когда рухнула их оборона, а войска сдались, продолжали, неизвестно на что рассчитывая, сидеть в своем убежище.

И сами собою напрашивались слова, вырвавшиеся у Василия Ивановича Чуйкова:

— Какие ж вы генералы, если скопом сдаетесь одному нашему бойцу?

Ответа не последовало, да никто его и не ждал. Разговор, занявший около часа, вообще не был допросом пленных в обычном смысле. Ничего, что имело какую-либо ценность в оперативном отношении, эти генералы и полковники сообщить нам не могли: соединения, которыми они командовали, больше не существовали, вся территория, которую еще утром занимала южная группа фашистских войск, теперь была от них очищена… Наши вопросы касались того, что уже осталось позади. И если отвечать кто-то из них не хотел, мы не настаивали.

Из всех пятерых довольно словоохотливым оказался лишь генерал-майор Отто Корфес — «доктор Корфес», как он себя отрекомендовал. Другие отвечали односложно.

Нетрудно было заметить, насколько подавлен бывший командир 51-го армейского корпуса Зейдлиц. Впоследствии стало известно (сам он об этом ничего не сказал), что генерал Зейдлиц пытался еще в середине января убедить Паулюса принять предложение о капитуляции. Несколько месяцев спустя Вальтер фон Зейдлиц-Курцбах согласился возглавить возникший среди военнопленных «Союз немецких офицеров», который присоединился к антигитлеровской программе и манифесту образовавшегося еще раньше Национального комитета «Свободная Германия».