Сталинградский калибр - [28]

Колонна тянулась медленно. Видимо, лошади были утомлены, плохо накормлены, несмотря на то что в путь они двинулись после ночевки. Да и румынские солдаты скорее всего давно сытно не ели. «Минут через пятнадцать они поравняются с нами», – решил Алексей, оценивая взглядом расстояние и скорость движения вражеской колонны. Выждав еще несколько минут, он отполз от поваленного дерева, а потом встал на ноги и побежал по склону вниз. Ощутил знакомый, чуть заметный озноб перед боем, азарт! Хотелось скорее в танк, скорее взяться за рукоятки перископа и скомандовать «вперед». Никогда Алексей не был торопливым командиром, понимая, что все хорошо в свое время, а не раньше или позже.

Командиры танков сидели в люках башен своих машин и выжидающе смотрели на Соколова. Логунов поспешно спустился внутрь, освобождая место лейтенанту. Алексей проворно забрался на броню, спустил ноги в люк и соединил шлемофон кабелем с ТПУ. Белые танки среди низких кривых березок между двумя холмами были не видны. Наверное, сторонний наблюдатель не заметил бы «тридцатьчетверки», бросив беглый взгляд в их сторону. Только темные немецкие бронетранспортеры могли выделяться на этом фоне, но автоматчики забросали капоты и лобовую броню «ханомагов» снегом. Еще минута, и на дороге появилась голова колонны. Румыны брели, еле переставляя ноги в ботинках и высоких накладных гетрах. Почти все засунули руки в карманы, и винтовки у солдат при каждом шаге болтались из стороны в сторону.

Алексей поднял руку, дождался, когда все командиры сделают то же самое, подтверждая, что приказ виден и понят. «Вперед»! И вот он, этот миг единого порыва, общего настроя. Уже ничего не изменить и не остановить. Можно остановить атаку, но позже, возможно, когда танки войдут в соприкосновение с врагом, когда откроют огонь обе стороны. Но именно вот этот момент, когда бойцы ринулись на врага, единые в своем порыве, твой приказ многие не услышат, хотя он и достигнет их ушей. Ушей, но не сознания. В своих мыслях каждый уже разит врага.

Те, кто был на фронте, знают, что в атаку порой трудно подняться. Но если ты поднялся, если с тобой рядом поднялись твои товарищи, то дальше все происходящее подвержено одному главному закону атаки: добежать, дотянуться до врага, обрушиться на него, разить, убивать, стрелять, колоть штыком, бить прикладом, а остановить разгоряченных атакой бойцов сложно. То же происходит и с танкистами. Первый порыв, главный настрой перед атакой и все, тебя уже не остановить. Точнее, остановит только смерть. И сколько их, израненных, искалеченных, падали во время атаки и ползли за своими товарищами, пытаясь кричать «ура». Сколько танкистов вываливались из горящих машин на землю, горя сами, туша своих товарищей, они бросали такие же огненные взоры вперед, туда, куда ушли другие танки, где бьют ненавистного врага. И в душе только злость, только досада, что ты уже не сможешь, что ушли без тебя!

Алексей спустился в башню и закрыл люк. И в тот же миг «Зверобой» остановился. «Выстрел»! Орудие выбросило пустую гильзу и струю сгоревших пороховых газов, мгновенно заработали вентиляторы, вытягивая кислый дым. «Осколочным»! Соколов крутил перископ, глядя на действия своих танкистов. Все, можно и не командовать. Теперь каждый знает, что ему делать, теперь главное – вовремя нацелить группу на прорыв в поселок, чтобы не увлеклись уничтожением колонны.

Один за другим на дороге полыхнули черным дымом и огнем взрывы. Румынские солдаты падали на землю, отброшенные взрывами, скошенные пулеметным и автоматным огнем. Со страшным хрустом легли под гусеницы телеги, со скрежетом смялся металл кабины автомобиля. Толчок – и пушка превратилась в кусок металла, когда по ней проехал танк. Обезумевшие лошади рвали постромки и уносились в степь, люди бежали, падая в снег, снова вставали, чтобы упасть изрешеченными пулеметным огнем. Гусеницы тяжелых бронированных машин смешивали все со снегом и землей, превращая это в черно-красное месиво.

Соколов снова поднял крышку люка и высунулся из башни по пояс, держа в поднятой руке сигнальный флажок – «Вперед, делай, как я».

– В поселок, не останавливаясь! – приказал он по ТПУ Бабенко.

Танки и бронетранспортеры понеслись следом. Теперь каждый командир танка снова сам выискивал цель. По степени опасности: сначала уничтожается бронированная техника, затем противотанковое вооружение, потом стрелковые гнезда с пулеметным вооружением, потом пехота противника. Таковы действия командира и наводчика по Уставу.

– Твою в душу! – заорал вдруг Логунов и начал бешено вращать рукоятку поворота башни.

Наводчику «Зверобоя» не хватило всего несколько градусов, чтобы опередить врага. Замаскированная возле дороги пушка выстрелила по атакующим танкам первой. «Четверка» Лапина завертелась на месте, разматывая порванную гусеницу. Звонко ударила пушка «Зверобоя» и на месте, где находилось противотанковое орудие, взметнулся фонтан земли и комьев снега. Дым рассеялся, и на месте позиции осталось торчать только вращающееся колесо лежавшей на боку приземистой пушки. Еще несколько взрывов. «Тридцатьчетверки» обрушили весь огонь на замаскированную батарею. Еще два выстрела, но бронебойные снаряды срикошетили от наклонной брони танков. А еще через несколько секунд все орудия со скрежетом легли под гусеницы броневых машин. Только несколько человек из орудийных расчетов успели убежать, прыгая через низкие заборы крайних домов.