Сталинбург - [3]

— За компанию, — с обидой в голосе ответила Лика, и Матвей понял, что подумал он вслух.

Паша с силой потянул высоченную створку, и она со стоном подалась ему навстречу. Лика вернулась в машину, где вновь предалась изучению конкуренток на экране смартфона, а двое теле-творцов ступили внутрь. Утренний свет едва проникал сквозь грязные окна, и Паше пришлось включить фонарик, выхвативший дохлого левиафана, что возвышался посреди цехового пространства — неизвестного предназначения агрегат высотой с двухэтажный дом. Неподалеку от него чернел старый советский грузовик со снятыми колесами, а чуть дальше, в глубине квадратного зала — обгоревшая легковушка, модель которой невозможно было определить. У дальней стены летаргическим сном спала целая вереница ржавых монстров — видимо, то, что осталось от конвейера, на котором трудящиеся «Красного богатыря» ковали прекрасное будущее своей великой Родины. Ступая по скрипучим осколкам стекла, Матвей и Паша подошли к двухэтажному агрегату, и режиссер провел рукой по его заскорузлому боку.

— Фактурненько, — выдавил из себя Матвей. — Жаль, света нет.

Паша скользнул лучом фонарика по щербатым стенам, затем круг света достиг потолка, где потонул в многолетней паутине.

— Как ты вообще это место нашел?

— Очень просто, по спутниковой карте, — ответил Паша. — А потом пару раз сюда на самокате съездил.

— Так тут же охрана. Как тебя пропустили?

— Там, за цехами, дыра в заборе — хоть на тракторе заезжай. К тому же, охранник бухой постоянно.

— Дай-ка сюда фонарик.

Матвей, порыскав лучом по стенам, нашарил огромную красную звезду, раскинувшуюся почти под потолком. Справа от нее был обнаружен такого же конского размера гипсовый Орден Ленина, а слева — Орден Красного Знамени.

— Надо бы от пыли эту красоту отчистить, — задумчиво произнес режиссер, обведя орденскую планку лучом.

— Хер туда заберешься, — ответил Паша. — Лучше на пост-продакшене забацаем.

— Ну, можно и так.

Обходя по широкой дуге левиафана, упершегося в пол чугунными лапами, Матвей думал о том, что надо бы потом узнать, какие такие компоненты коммунизма штамповала эта адская машина, но тут же признался себе в том, что ему это положительно пох, так же как и песня, которую жена брата собиралась мурчать на фоне станков, так же как и дальнейшая судьба еще не снятого видеоклипа, который, изнасиловав зрительские глаза и уши тысячекратными теле-эфирами, потонет затем в безвестности вместе с Ликой, вместе с ее респектабельным супругом и вместе с ним, Матвеем, срежиссировавшим это мелодраматическое говно.

— Твою ж мать! — воскликнул вдруг режиссер, зацепившись носком ноги за торчавшую из пола скобу.

Чудом не завалившись лицом вперед, он все же удержался на ногах — не в последнюю очередь благодаря Пашке, успевшему ухватить старшего товарища за шкирки. Осветив злосчастную скобу фонариком, Матвей установил, что она привинчена к крышке люка, рванул крышку на себя и в следующую секунду уже заглядывал в темный проем, ведущий вниз.

— Полезли — тут лестница есть, — бросил он Паше, маячившему чуть поодаль.

— Да ну на хер, я не полезу, — ответил юноша, теребя лямку раритетного фотоаппарата, украшавшего его грудь. — Еще неизвестно, что там.

— Вот и узнаем! Как же жажда неизведанного, поиск новых локаций и прочая романтическая херня? Давай, ссыкло!

На самом деле Паша не был ссыклом, хотя действительно побаивался того, что можно было встретить в заводском подвале — крыс, пауков и мумифицированного трупа какого-нибудь передовика производства. Наблюдая за тем, как режиссер, зажав в зубах фонарик, спускается вниз по вертикальной лестнице со стержнями-перекладинами, он размышлял о том, что Матвей Корчагин воистину достоин уважения. Давно работая с самыми разными режиссерами, в том числе иностранными, Пашка прекрасно мог отличить алкогольное похмелье от кокаинового — так же, как мог на глаз установить, сколько таблеток экстези сожрал вчера тот или иной деятель искусств. И то, что режиссер, к которому он был сегодня приставлен, несмотря ни на что сохранял профессиональное любопытство, это определенно вызывало уважение, заставившее Пашу последовать за Матвеем в темную дыру.

Подвальное помещение, в котором они оказались, обладало невысоким потолком и влажными стенами — на одной из них Матвей обнаружил рубильник, дернул его наудачу, и лампочка без абажура осветила довольно странное место. Режиссер и художник ожидали увидеть катакомбы такие же огромные, как и простиравшийся над ними цех, но оказались в довольно компактном квадратном зальчике, который можно было измерить десятком шагов. В центре этого зала торчал из пола внушительных размеров круглый вентиль, служивший, должно быть, неким водопроводным целям — от него в разные стороны ползли две толстые трубы, нырявшие в проломы в стенах. Вместо ожидаемого срача обнаружилось вполне себе обжитое помещение — аккуратно прибранное (веник и совок были прислонены к одной из стен), меблированное продавленным креслом неясного цвета и журнальным столиком, с гипсовым бюстом Ленина на обтянутой парчой тумбочке в одном углу и этажеркой с книгами в другом. Судя по всему, жилище какого-то интеллигентного бомжа или же оригинала-маргинала.