Сталинбург - [2]

Однако если бы прямо сейчас Матвея спросили, как называется песня, на которую ему предстояло снять клип, он не смог бы ответить даже под угрозой того, что его выбросят из машины на полном ходу — несмотря на то, что уже был вынужден прослушать эту песню несколько раз. Впрочем, Лика, сопевшая на заднем сидении, ни о чем его не спрашивала — несмотря на то, что они приходились друг другу родственниками, они, по сути, были мало знакомы. Вот все, что Матвей мог сказать о своей снохе: миловидная блондинка, в свои тридцать два благодаря интенсивным омолаживающим процедурам выглядит на сорок, не обладает ни слухом, ни голосом, при этом любящая жена, заботливая мать и вообще очень приятная барышня, хоть и слегка поехавшая на почве эстрадной карьеры.

Про молодого человека, сидевшего по правую руку от Лики, сразу за спиной Матвея, он смог бы сказать еще меньше, поскольку этим утром увидел его впервые и в родственных связях с ним не состоял. Речь идет о Паше Вильзоне, художнике-постановщике двадцати четырех лет, который трудился на телеканале, возглавляемом Всеволодом Корчагиным. Поскольку этому флегматичному юному креатору (речь, разумеется, идет о Паше, а не о Всеволоде Корчагине, который не юн, не флегматичен и вовсе не креатор) уготовано сыграть важную роль в дальнейших событиях, вашему вниманию предлагается занимательная подборка «10 фактов о Павле Вильзоне»:

Павел Вильзон носит очки в ярко-красной оправе и ярко-зеленую шапочку, сдвинутую на затылок

Павел Вильзон не гей

Павел Вильзон слушает ольдскульную группу Queen в наушниках

Павел Вильзон не смотрит телевизор

Павел Вильзон считает соцсети заповедником для быдла

Павел Вильзон очень много времени проводит в соцсетях

Павел Вильзон — талантливый разгильдяй

Павел Вильзон ездит на электро-самокате

Павел Вильзон любит рисовать в блокноте

Павел Вильзон никому не показывает свои рисунки

Осталось упомянуть Ликиного водителя, уверенной рукой ведущего черный BMW к цели. Этим утром, забирая тело Матвея из отеля, он официально представился после крепкого рукопожатия, но Матвей забыл его имя в тот же момент, как услышал. Если что, водителя зовут Геннадий.

— Приехали, — сказал водитель Геннадий. — «Красный богатырь».

2. Колесо перемен

Орденоносный завод «Красный богатырь», построенный в 1953 году, размещался на обширной территории, обнесенной высоким бетонным забором и представлял собой три гигантских куба из рыжего кирпича, соединенных друг с другом наполовину обрушившимися галереями. Помимо громадных кубов по заводской территории было разбросано множество ржавых вагончиков, каптерок, кочегарок и бараков, которыми давно никто не пользовался.

В 1995 году заводским рабочим перестали выплачивать зарплату. Они еще полгода по инерции походили на работу, а потом даже самые стойкие покинули завод, вынеся оттуда все, что могли вынести. В 1997 году с завода украли те станки, которые можно было увезти на грузовиках, а в 1999 году украли более крупные агрегаты, предварительно разобрав их на металлолом. В 2000 году хотели украсть и сам завод — точнее, землю, на которой он был построен, чтобы возвести на этом месте коттеджный городок, торговый центр с боулингом и еще какую-то хрень, но что-то не заладилось. Так и стоял «Красный богатырь», ожидая лучших времен, которые, судя по всему, для него никогда уже не наступят.

Единственный заводской обитатель, заскорузлый сторож с седой бородой, пропахшей дешевой водкой, луком и сигаретами «Петр I», распахнул перед черным BMW скрипучие ворота (о визите «телевизионщиков» было, разумеется, договорено заранее), и авто вкатилось на территорию. Остановив машину в пятидесяти метрах от центрального куба, водитель Гена с неожиданной для такого здоровяка ловкостью выпрыгнул наружу, чтобы распахнуть дверцу перед Ликой. Паша и Матвей выбрались самостоятельно, причем Матвею пришлось совершить некое усилие, чтобы устоять на ногах — окружавший его мир слегка покачивался, и уловить это движение на зрительном уровне было невозможно, зато его организм колебания пространства ощущал очень четко.

Собственно, на хера я вчера устроил этот загул? — спрашивал себя Матвей Корчагин, брезгливо ступая по осколкам пивных бутылок, сигаретным окуркам и прочему дерьму, усеивавшему путь к цеховой громаде. — Нет бы выпить пару мензурок виски в номере и вздрочнуть перед сном на порнуху из отельного телека. Но, конечно же, он знал, что такой расклад в день приезда был невозможен — Москва действовала на него удручающе, и справиться с этим он мог, только приведя себя в еще более удрученное состояние. А теперь еще эта жена брата со своим клипом и этот хлыщ в яркой шапке, от цвета которой режет глаза, и эта злосчастная промзона с запахом жженой резины и несбывшихся надежд. Да еще вот это вот серое утреннее небо, из которого вот-вот пойдет дождь, а может и не пойдет. Нуар бля.

Тем временем наша троица — режиссер, художник и певица — оказалась у приоткрытых ворот центрального цеха. Изнутри струились волны плесневелого воздуха. Вдохнув это амбре прищуренными ноздрями, Лика заявила, что внутрь не пойдет, подождет снаружи. Зачем тогда приперлась? — подумал Матвей.