Сталин, Коба и Сосо. Молодой Сталин в исторических источниках - [33]
Как и Капанадзе, Иремашвили представляет школьника и семинариста Сосо Джугашвили как бунтаря, возглавлявшего соучеников в борьбе с начальством семинарии. Документы семинарии этого не подтверждают. Уже в те ранние годы Иремашвили приписывает Джугашвили деспотизм, надменный цинизм в отношении чужих взглядов и нетерпимость к критике в свой адрес, а говоря о времени первой революции 1905–1907 годов, решительно обвиняет Кобу в приверженности силовым методам и террору. Образ бывшего друга вышел у Иремашвили настолько карикатурным (чего стоит, например, заявление, что Ленин якобы не раз склонял голову перед Сталиным, потому что боялся его больше, чем любил)[151], что я бы рискнула использовать лишь несколько небольших фрагментов его воспоминаний, главным образом описаний манеры одеваться.
Расставаясь с книгой И. Иремашвили как с не заслуживающим доверия источником, не могу удержаться от еще одного чрезвычайно занятного сопоставления. В приложенном к русскому изданию очерке о его семье (автор не указан) сообщается, что после высылки Иремашвили его жена и дети остались в Грузии. О них рассказано следующее. Сын Георгий во время Великой Отечественной войны был призван в армию, работал военным хирургом, был трижды ранен. Дома у него остались сестра и жена с тремя маленькими детьми. На четвертом году войны сестра написала письмо Сталину, напомнила ему о дружбе с И. Иремашвили и попросила отпустить брата домой, после чего ему специальным приказом Сталина была объявлена благодарность как уже исполнившему долг перед родиной и дано право вернуться домой[152]. Эта малоправдоподобная история замечательно сходна с приведенным выше рассказом вологодской квартирохозяйки Сталина о том, как после письма к нему ее дочь была зачислена в медицинский институт. Кажется, мифологическое мышление повсеместно работало одинаково, порождая удивительно однотипные сказания.
В целом приходится признать, что злейшие враги Кобы – бывшие товарищи, грузинские меньшевики – также не были способны дать более или менее объективный его портрет, как и соратники. Тем более что политическая конъюнктура действовала повсюду, только по одну сторону железного занавеса имелся спрос на восхваления Сталина, по другую – не менее стабильный спрос на его разоблачения. Сопоставляя рассказы таких авторов, как Аркомед или Верещак, с другими источниками, приходится констатировать крайнюю ненадежность этих мемуаристов. Так, к Верещаку восходит известный рассказ об избиении Сталина в батумской тюрьме. В советской историко-партийной периодике были опубликованы воспоминания об этой же тюрьме, решительно противоречащие тому, что сообщает Верещак, не только применительно к этому эпизоду, но относительно всей обстановки в тюрьме в те годы, причем рисуемая ими картина выглядит значительно более реалистично[153].
Перечислив столько многоплановых проблем, с которыми сталкивается исследователь при работе с мемуарными текстами о Сталине, я еще не назвала самой, быть может, фундаментальной. И многоопытные старые большевики, и их противники-однопартийцы меньшевики, и рядовые участники революционного движения, и простые советские обыватели – все они находились в рамках одной и той же мыслительной парадигмы, системы ценностей и оценок, созданной причастной к революционному движению радикальной интеллигенцией. Никакого другого угла зрения, никакой иной описательной модели у них не было. Подполье независимо от идейной окраски устанавливало свои законы, во многом сходные с законами любой другой криминальной среды. Но революционеры были заинтересованы в создании вокруг себя привлекательного, романтического ореола. Революционный миф, как известно, сделался чем-то вроде квазирелигии нескольких поколений интеллигенции. Даже большинство врагов большевиков происходило из той же либеральной или радикальной интеллигентной среды и было сковано теми же ментальными рамками. Террор и деспотизм пришедших к власти большевиков принято было объяснять (а отчасти и оправдывать) их идейным фанатизмом, качеством пусть пугающим, но в то же время возвышенным.
Предполагалось, что они так, на свой лад, кроваво и жестоко, добивались реализации своего сценария счастья для трудящегося народа. Однако, вчитавшись в документы той эпохи (по-своему полезны даже и фальсифицированные мемуары), я не вижу ни у молодого Кобы-Сталина, ни у его соратников столь уж выраженной фанатичной идейной одержимости. Конечно, они считали себя марксистами и имели свое, довольно узкое, теоретическое представление об обществе
Самый загадочный эпизод в биографии знаменитого писателя-фантаста и профессора палеонтологии Ивана Антоновича Ефремова имел место после его смерти. Умер Ефремов 5 октября 1972 года, а через месяц, 4 ноября, в его доме произвели многочасовой повальный обыск, а на какой предмет — неизвестно.…В наших руках — новые материалы о деле Ефремова. Такие, которые в сущности должны содержать исчерпывающее объяснение: надзорное производство по делу Ефремова, заведенное в Отделе по надзору за следствием в органах государственной безопасности Прокуратуры СССР.
Книга посвящена наименее изученному, но окруженному множеством слухов и домыслов периоду в биографии И.В.Сталина и представляет собой сочетание исследовательского текста и документального сборника. Публикуемый комплекс документов достаточно полно отображает корпус источников по дореволюционной биографии Сталина, причем воедино сведены материалы как из основных архивов, так и из старых, труднодоступных и забытых изданий. На основании этого документального массива автор описывает превращение молодого тифлисского социал-демократа Кобы в видного большевика общероссийского масштаба Сталина.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга посвящена наименее изученному, но окруженному множеством слухов и домыслов периоду в биографии И.В.Сталина и представляет собой сочетание исследовательского текста и документального сборника. Публикуемый комплекс документов достаточно полно отображает корпус источников по дореволюционной биографии Сталина, причем воедино сведены материалы как из основных архивов, так и из старых, труднодоступных и забытых изданий. На основании этого документального массива автор описывает превращение молодого тифлисского социал-демократа Кобы в видного большевика общероссийского масштаба Сталина.
Книга повествует о «мастерах пушечного дела», которые вместе с прославленным конструктором В. Г. Грабиным сломали вековые устои артиллерийского производства и в сложнейших условиях Великой Отечественной войны наладили массовый выпуск первоклассных полевых, танковых и противотанковых орудий. Автор летописи более 45 лет работал и дружил с генералом В. Г. Грабиным, был свидетелем его творческих поисков, участвовал в создании оружия Победы на оборонных заводах города Горького и в Центральном артиллерийском КБ подмосковного Калининграда (ныне город Королев). Книга рассчитана на массового читателя. Издательство «Патриот», а также дети и внуки автора книги А. П. Худякова выражают глубокую признательность за активное участие и финансовую помощь в издании книги главе города Королева А. Ф. Морозенко, городскому комитету по культуре, генеральному директору ОАО «Газком» Н. Н. Севастьянову, президенту фонда социальной защиты «Королевские ветераны» А. В. Богданову и генеральному директору ГНПЦ «Звезда-Стрела» С. П. Яковлеву. © А. П. Худяков, 1999 © А. А. Митрофанов (переплет), 1999 © Издательство Патриот, 1999.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
"Тихо и мирно протекала послевоенная жизнь в далеком от столичных и промышленных центров провинциальном городке. Бийску в 1953-м исполнилось 244 года и будущее его, казалось, предопределено второстепенной ролью подобных ему сибирских поселений. Но именно этот год, известный в истории как год смерти великого вождя, стал для города переломным в его судьбе. 13 июня 1953 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли решение о создании в системе министерства строительства металлургических и химических предприятий строительно-монтажного треста № 122 и возложили на него строительство предприятий военно-промышленного комплекса.
В период войны в создавшихся условиях всеобщей разрухи шла каждодневная борьба хрупких женщин за жизнь детей — будущего страны. В книге приведены воспоминания матери трех малолетних детей, сумевшей вывести их из подверженного бомбардировкам города Фролово в тыл и через многие трудности довести до послевоенного благополучного времени. Пусть рассказ об этих подлинных событиях будет своего рода данью памяти об аналогичном неимоверно тяжком труде множества безвестных матерей.
Мемуары Владимира Федоровича Романова представляют собой счастливый пример воспоминаний деятеля из «второго эшелона» государственной элиты Российской империи рубежа XIX–XX вв. Воздерживаясь от пафоса и полемичности, свойственных воспоминаниям крупных государственных деятелей (С. Ю. Витте, В. Н. Коковцова, П. Н. Милюкова и др.), автор подробно, объективно и не без литературного таланта описывает события, современником и очевидцем которых он был на протяжении почти полувека, с 1874 по 1920 г., во время учебы в гимназии и университете в Киеве, службы в центральных учреждениях Министерства внутренних дел, ведомств путей сообщения и землеустройства в Петербурге, работы в Красном Кресте в Первую мировую войну, пребывания на Украине во время Гражданской войны до отъезда в эмиграцию.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.