Сталин и Рузвельт. Великое партнерство - [236]

. Гопкинс высказал надежду, что маршал обдумает, какие дипломатические методы могли бы быть использованы для решения этого вопроса, имея в виду чувства американского народа. Он сам лично был готов возражать против того, как это может быть сделано, но это должно быть сделано. Он обратился к маршалу с просьбой помочь найти путь решения польской проблемы. В этом он повторил мысль Рузвельта, который писал Сталину в феврале 1944 года: «Я искренне надеюсь, что, пока эта проблема остается все еще неразрешенной, не будет сделано ничего такого, что превратило бы этот особый вопрос в такой вопрос, который пагубно отразился бы на более крупных проблемах будущего международного сотрудничества. В то время как общественное мнение складывается в пользу поддержки принципов международного сотрудничества, наш особый долг состоит в том, чтобы избегать каких-либо действий, которые могли бы помешать достижению нашей главной цели»[1106].

Сталин попросил Гопкинса принять во внимание, что в течение двадцати пяти лет немцы дважды вторгались в Россию через Польшу, что, по его словам, терпеть больше уже было нельзя. Он сказал, что Германия была в состоянии делать это потому, что Польша рассматривалась как часть санитарного кордона вокруг Советского Союза, а также в результате того, что прежняя европейская политика была направлена на обеспечение враждебности польского правительства по отношению к России. По его словам, Польша служила коридором для нападений Германии на Россию. Для России было жизненно важно, чтобы Польша стала сильной и миролюбиво к ней настроенной. У России, по его утверждению, не было никакого намерения вмешиваться во внутренние дела Польши. Польский народ отрицательно отнесся к колхозам и другим элементам советского строя. В этом, по его словам, польские руководители были правы, потому что советская система не была предназначена для экспорта, она должна была развиваться изнутри в пределах своей страны. Затем Сталин отметил, что хотел бы прокомментировать международную деятельность США: не только эта война, но и предыдущая показали, что без вмешательства США было бы невозможно победить Германию, поэтому он полностью признавал право США как мировой державы на участие в решении польского вопроса. Он заявил, что СССР действовал в одностороннем порядке, поскольку был вынужден так поступить: логика войны требовала обезопасить тыл Советского Союза, а люблинское правительство оказывало в этом отношении соответствующую помощь. (Это было верно, хотя Черчилль продолжал отрицать данный факт. Согласно записи в дневнике Мейкельджона от 8 июня, сотрудники Красного Креста, занимавшиеся в Польше распределением гуманитарной помощи, сообщали, что «значительная часть подпольной польской армии, воевавшей с немцами, остается в подполье, ведя борьбу с Советами».) Сталин сообщил Гопкинсу, что создание советской администрации на территории иностранного государства противоречило государственной политике, и отметил, что действия Советского Союза в Польше были более успешными, чем действия Великобритании в Греции. Он заявил, что в нынешнем польском правительстве было восемнадцать или двадцать министерств и что четыре или пять министерских портфелей можно было бы отдать представителям из списка США и Великобритании. (Молотов что-то прошептал Сталину, который затем сказал, что он имел в виду четыре портфеля, а не пять.) Сталин сказал, что, если бы это было приемлемо, «мы могли бы в последующем приступить к рассмотрению конкретных кандидатур». Он добавил, что Миколайчик был вполне приемлемой фигурой и что было бы разумным обратиться с соответствующей просьбой к некоторым руководителям в Варшаве. По выражению Сталина, если бы они могли войти в состав нового правительства, то не возникло бы никаких разногласий, поскольку все согласились на проведение свободных и независимых выборов. Изложив все это и многое другое, Сталин затем отметил, что необходимо решить еще три других вопроса: 1) политика в отношении оккупации Германии, 2) Япония, 3) встреча трех глав правительств. В отношении последнего пункта он сказал (в ответ на вопрос Гопкинса), что он ожидает услышать, готовы ли президент и премьер-министр встретиться в Берлине. Он сам был готов встретиться с ними в любое время. Что касается Германии, то он был готов на следующий же день назначить генерала Жукова командующим советскими оккупационными войсками. Они договорились встретиться на следующий день, 28 мая, в шесть часов вечера.

Две проведенные встречи до такой степени успокоили и обнадежили Сталина и Молотова, что еще до запланированной на шесть часов третьей встречи Молотов и Микоян, нарком внешней торговли, встретились с Гарриманом и передали ему списки грузов для поставок по ленд-лизу на вторую половину 1945 года.

Третья встреча была еще более обнадеживающей, чем две предыдущие[1107]. Сталин сказал Гопкинсу, что Советская армия развернется на маньчжурской границе к 8 августа (через три месяца после дня победы в Европе – как он обещал Рузвельту). Он сказал также, что поддержит Чан Кайши, «потому что никто, кроме него, не является достаточно сильным… но коммунистический лидер