Сталин и «русский вопрос» в политической истории Советского Союза. 1931–1953 гг. - [75]

О прокуратуре также многие пишут, почему такая жалкая роль была у нашего генерального прокурора. Спрашивают об их беспомощности в обсуждаемом деле. Законный вопрос. Надо знать обстановку, которая была в то время. Тов. Руденко говорил здесь, что Абакумов (тов. Руденко не назвал свою фамилию – это он заходил в камеру к Абакумову) сказал, что кто-кто, а он-то, то есть Абакумов, знает, что прокурор не имеет права заходить в камеру к преступнику, потому что он, когда был министром, сам категорически не допускал этого. Почему? Вот я спрошу у сидящих здесь секретарей райкомов. Вы слушали на заседаниях райкомов партии отчеты начальника районного отделения МГБ? Отчитывался ли он перед райкомом? (Голоса с мест: «Никогда».) Вот в том-то и дело. МГБ в результате интриг Берия и его сообщников и, я бы сказал, в силу ненормальных условий, которые были в то время в работе ЦК, стало не только бесконтрольным, а МГБ стало вроде какого-то контроля над партией. В этом трагедия.

Я помню, когда работал на Украине, там после войны в западных областях буквально была война с остатками вражеских войск и буржуазно-националистическими бандами. Там не просто враги из-за угла стреляли, там они первое время были с пулеметами и артиллерией. Начальники районных отделений МГБ, конечно не без ведома своего руководства, говорили так – мы в райкомы о положении на местах не будем докладывать, потому что они наши секреты из райкомов передают или могут передать бандитам. И на этом основании перестали давать секретарям райкомов доклады о положении дел в данном районе, о действиях вражеских банд. Когда мне рассказали об этом, я тогда сказал – антипартийное дело. Ведь в 1937 году состоялось решение ЦК партии, в котором было осуждено, когда чекистский аппарат был поставлен над партией. Почему же сейчас происходят такие явления? Мои замечания незамедлительно стали известны Абакумову. И тот сразу же стал звонить всем секретарям. Позвонил он и мне – мол, извиняюсь за тех дураков, которые допускают такие беспорядки. Он видит, что его на этом деле с поличным поймали, и начал вывертываться. Вывертываться на словах, а по существу продолжал ту же антипартийную линию. Так что прокурор в таких условиях ничего не значил, прокурор не мог вмешиваться в дела, он был отстранен от выполнения своих обязанностей. Поэтому вот в результате таких грубых нарушений и получились подобные безобразия и беззакония.

Задают мне такой вопрос: «Прошу Вас разъяснить, было ли указание ЦК руководству обкома об освобождении всех технических и ответственных работников, ранее работавших при Кузнецове, из аппаратов обкома, горкома и райкомов?» Товарищи, думаю, что вам самим понятно, что Центральный Комитет партии не давал такого указания и вы не давали такой директивы своему руководству. Но логика борьбы имеет свои законы. Если бы я, например, узнал, что Иванов является контрреволюционером, то я являюсь врагом не только ему, но врагом всех его друзей. Верно? Это верно. Вы поймите, отсюда все начинается. Если бы мне позвонил Козлов, когда есть установка, что Кузнецов – враг, Попков – враг, и спросил, как быть с людьми, которые близко с ними работали, например, стенографистка, я бы сказал: если Кузнецов или Попков враги, уберите стенографистку. Казалось бы, техническая должность. Но стенографистка находится на заседаниях, она все записывает, она знает наши разговоры, она может быть источником информации вражеских сил. Или тот же невинный сторож в райкоме или горкоме. Мы с вами работаем, бросаем разные черновики, копии документов. Вы думаете, что они никому не нужны. Но врагам они очень нужны. Брошенный материал, черновик, представляет для них огромную ценность. А сколько еще у нас расхлябанности! Ушел работник, а документы на столе оставил; приходит, документы целы. Целы, но сфотографированы, документы на месте, а ценные данные, возможно, уже пошли за границу. Это мог сделать небольшой человек, который умеет щелкнуть из фотоаппарата и все, у него функция очень небольшая – он всего лишь сторож. Вот вы и подумайте, правильно ли люди делали, когда обновляли аппарат, располагая данными о том, что во главе этого аппарата стояли враждебные люди. Я говорю: правильно. Сейчас легко умным быть, когда решение ЦК вышло, когда известно, что эти люди не виновны. И вот начинают судить о поступках людей, которые делали правильное дело, заботясь об укреплении партийного аппарата. Они стояли тогда на позициях решения ЦК партии, а некоторые хотят наказать этих людей за вчерашний день, когда они вместе с ними поддерживали эти действия. Так нельзя. Нельзя искать козла отпущения, хотя фамилия у вашего секретаря и Козлов. (Смех в зале.)

Я прошу вас правильно понять меня – я не хочу выводить из-под критики руководство, критиковать надо, и это полезно, но я хочу, чтобы при рассмотрении всех этих вопросов не отыгрались на этих людях, чтобы отвести, как громоотвод, удар от других, которые могут говорить – вы бейте вон тех, а мы такие хорошие, мы ни при чем. Разве не могли мы справиться с Андриановым, когда заметили, что он начал финтить с Берия? Андрианова мы с вами освободили, когда увидели, что он допускает грубые ошибки, работает не так, как следует. Мы могли бы и раньше это сделать, если бы у нас было другое отношение. За те проступки можно кого-то больше, кого-то меньше осуждать, но в целом осуждать проводимую линию нельзя, потому что они в других условиях эти проступки совершили, полагая, что тогда в организации оставались пособники осужденных врагов. Тогда в тех условиях их действия не были проступками. Закон обратной силы не имеет, а некоторые хотят сейчас вернуться к этим вопросам.