Сталин и мошенники в науке - [62]

Левиту по возвращении из США от Мёллера пришлось вначале несколько труднее. В его отсутствие директором Медико-биологического института был назначен Борис Борисович Коган, который постарался свернуть в институте все генетические исследования и переориентировать сотрудников на чисто медицинские работы. Левиту пришлось около полугода провести во 2-м Московском мединституте, где он исполнял обязанности заведующего кафедрой патофизиологии. Но, пользуясь своими прежними связями в ЦК партии (где кандидатом в члены Политбюро ЦК был с 1929 по 1932 год Карл Янович Бауман, человек с высшим образованием и широким диапазоном взглядов, не раз показывавший, что готов поддержать исследования генетиков), Левиту удалось в начале 1932 года добиться возвращения на должность директора института. Он продолжал тесное сотрудничество с Кольцовым и Серебровским, а последний, хотя в свое время (в 1930 г.) и признал свою ошибку в призывах широко применять методы искусственного осеменения у человека (12), продолжал верить в правоту своих взглядов.

Взяв бразды правления в институте, Левит с огромной энергией стал восстанавливать медико-генетическое напрваление, уделил большое внимание привлечению к работе института клиник Москвы, откуда можно было получать материалы для исследований. Той же осенью в институте были созданы новые отделы цитологии, внутренней секреции, нейрологии, рентгенологии, антропометрии и психологии (13). К концу 1933 года Левит восстановил в институте те отделы, которые существовали при В. Ф. Зеленине (клинический, физиологический, биохимический, патофизиологический, эндокринологический), лаборатории генетики, внутренних болезней, группы биометрии, стоматологии, конституции тела, радиологии, физиотерапии и другие. Левит стал редактором "Медико-биологического журнала".

Исследовательская программа института в 1933 году была разветвленной и многообразной. Прежде всего нужно упомянуть об анализе близнецов. Интерес к сравнению наследственных различий у близнецов уже был проявлен в мире. Именно на модели близнецов, особенно членов пар, живших разобщенно, можно было пытаться понять роль наследуемых характеристик и признаков и оценить роль среды обитания на них. Однако нигде в мире эту работу не проводили столь систематично и многопланово. В 1933 году в институте изучали медицинские и биологические характеристики почти 600 пар одно- и двуяйцевых близнецов, на следующий год их число достигло 800 пар (14), к весне 1937 года сотрудники исследовали уже более 1700 пар — такую цифру назвали в мае 1937 года на слушаниях по проверке деятельности института (15). Это была самая крупная по размеру исследовательская программа близнецов в мире. Больным детям-близнецам оказывали необходимую медицинскую помощь, и при институте был создан специальный детский садик. В знаменитую Московскую консерваторию по инициативе Левита приняли 5 пар близнецов, и развитие их музыкальных талантов исследовали врачи и педагоги-музыканты (16). К 1933 году эта работа позволила получить уникальные данные о наследуемых и средовых влияниях на умственное развитие, физиологию и патологию признаков в детстве и в зрелом возрасте (17). Математики Николай С. Четвериков и Михаил В. Игнатьев в содружестве с врачом Соломоном Н. Ардашниковым развили методы количественных исследований и применили математическую статистику к анализу близнецов. Такой подход был особо важен для понимания и интерпретации тех случаев, когда размах колебаний измерений был особенно велик, а также для случаев, когда надо было вычленить из полученных данных влияние среды и значение генетической компоненты (Н. С. Четвериков и М. В. Игнатьев были во второй половине 1930-х годов арестованы по сфабрикованному чекистами обвинению во вредительстве; только спустя четверть века Н. С. Четвериков смог выйти на свободу, с него были сняты все обвинения, он был реабилитирован и опубликовал книгу, суммирующую полученные тогда в ИМГ результаты (18)).

О том, как мощно развивались исследования в институте, можно судить на примере еще одного яркого сотрудника Левита. Молодой выпускник МГУ Владимир П. Эфроимсон получил уникальные данные о темпе мутационного процесса у человека (19). Эту работу высоко оценил Герман Мёллер, когда в 1934–1937 годах он работал в Москве в Институте генетики АН СССР. Но на Эфроимсона поступил донос, он был арестован и обвинен в антисоветских разговорах. Сразу после ареста Мёллер направил в судебные органы отзыв о важном значении для науки работы Эфроимсона, но к его словам никто не собирался прислушиваться: ученого осудили, отправили в сталинские лагеря на каторжные работы, а тремя годами позже английский генетик Холдейн, который не мог знать результаты и выводы Эфроимсона, которые так и остались неопубликованными, обнародовал от своего имени аналогичные выводы (20), признанные в мировой науке.

Приведенные примеры представляют лишь малую часть того, что делалось в этом уникальном научном учреждении, равного которому в мире не было еще несколько десятилетий. То, что Левит (по сути молодой исследователь) сумел развить невероятно разветвленную и целенаправленную программу большого научного коллектива, программу, открывавшую принципиально новую область в мировой науке — изучение наследственности человека и связи наследственности с болезнями — до сих пор представляется каким-то чудом. Ведь те научные задачи, над которыми начали всерьез работать в советской России, даже не были поставлены в мире, а коллектив Левита уже глубоко продвигался вперед в их решении. Левит шел на полвека впереди мировой науки, и в этих словах нет и капли преувеличения.