Сталин и мошенники в науке - [55]

Когда 4 апреля 1930 года в "Известиях" — второй по значимости газете страны — известный пролетарский поэт, живший в Кремле по соседству с вождем и вхожий к Сталину, Демьян Бедный^{30}, разразился огромной и издевательской по тону поэмой, в которой высмеял идеи профессора Серебровского, пошли разговоры, что Бедный вряд ли сам стал бы интересоваться "Медико-биологическим журналом", где появилась статья Серебровского о двукратном ускорении темпов пятилеток. Поговаривали, что наверняка это его сосед по Кремлю занарядил выпустить язвительные стрелы в адрес "ошибшегося" генетика. Поэма заняла полстраницы газеты и была направлена не только против Серебровского, но и против науки евгеники как таковой. Не зря Бедный Демьян дал поэме именно такое, совсем непоэтическое название: "Евгеника".

"Ведь такая проблема!

Такая проблема!

Очень важная тема:

Хотя, дескать социалистическая,

Но почти что… мистическая,

Апокалиптическая,

Черт знает, какая!

В её подоплеку вникая,

Холодный почувствуешь пот.

Вы про "гены" читали?

Вы про "гены" слыхали?

Ну, так вот! <…>

У "генов" у ваших "комплекс" несурьезный,

Не та комбинация,

Известно, какая вы нация:

Нечесаная и немытая,

Оспою покрытая,

Дряблая, бросовая,

Как есть стоеросовая…

Пьяная, шалая,

Чертовски отсталая,

Хоть заменившая "мать-перемать"

На "догнать-перегнать",

Но…

Морда в саже,

А лезет туда же!" (10).

Нельзя исключить и того, что Сталина раздражали нередкие высказывания Серебровского в печати о неприемлемости ламаркизма. Сам Сталин, как мы уже знаем, ставил Ламарка выше Дарвина и отвергал Вейсмана, придумал ругательное словечко "вейсманизм", а Серебровский не упускал ни одной возможности, чтобы отвергать идею наследования благоприобретенных признаков, печатал строки против ламаркизма и Ламарка. Он, например, писал: "Хотя в марксистской̆ литературе и встречается у отдельных авторов сочувственное отношение к ламаркизму — из этого вовсе не следует, что ламаркизм тесно увязан идеологически с марксизмом" (11) и настаивал: "главная задача биологии заключается в очистке эволюционного учения от ламаркизма". Обвинять марксистов в непонимании элементарных вещей было делом рискованным, тем более, что на стороне людей, восхищавшихся Ламарком, был сам товарищ Сталин.

Конечно, напрямую о таком отношении к Ламарку и Вейсману из уст самого Сталина пока никто еще не слышал. Только в декабре того же, 1930 года он скажет об этом в беседе с Митиным, Ральцевичем, Юдиным и Кольманом, но и они будут помалкивать о содержании их беседы с вождем, и только в 1956 году Митин приведет малую часть его записей сталинских слов, а весь текст будет опубликован только в 2002 году. Однако те, кто работали в непосредственном контакте со Сталиным и те, кто определял партийную линию в СССР (особенно заведующий отделом науки Московского горкома партии Э. Кольман) могли услышать сталинское определение роли Ламарка из его собственных уст.

Как всегда случалось в то время, политические нотки были внесены в в дебаты коммунистов и коммуноидов с биологами. Не имея в руках других аргументов, некоторые сторонники ламаркизма выставляли идеологические доводы на первое место, утверждали, что лишь идеи ламаркизма соответствуют марксизму, что генетика — это буржуазная наука. Серебровского обвиняли, в частности, в том, что он пытается протащить на советскую землю буржуазные воззрения, маскируясь при этом декларациями о приверженности марксизму-ленинизму и лишь для прикрытия называясь марксистом. Сергей С. Перов, который занимался изученем белков живых организмов, неизменно принимал участие в спорах на стороне ламаркистов. Он в это время стал сотрудником аппарата ЦК ВКП(б) и заявил во время одной из дискуссий в Москве, что генетики — это настоящие враги советского строя. Такое заявление было одним из самых опасных в советское время, ведь врагов следовало обезвреживать и помещать в тюрьмы и лагеря. Навешивание такого ярлыка было равносильно обвинению в страшном преступлении. И совсем не случайно Д. Бедный, чередовавший в опубликованной поэме стихотворные строки с написанными в прозе замечаниями к ним, не только употребил в приложении к призывам Серебровского термин "контрреволюция", но и вставил обращение к читателям, содержавшее прозрачный намек на возможность перемещения профессора-евгеника Серебровского в среду с тюремно-лагерными условиями:

"Не кажется ли вам, что в профессорской статье о евгенике имеет место более чем "головокружение от успехов"? Не думаете ли вы, что не мешает потрясти немножко автора за шиворот и предложить ему спуститься с заоблачных евгенических небес в более устойчивые и более трезвые условия жизни?"

Такие намеки часто возникали в спорах в те времена. В ход шли политически приправленные горячительные, имевшие целью не истину укрепить, а врага изничтожить, пригвоздить и ославить. Навешивание политических кличек приобрело вид законной практики. С середины 1920-х годов она нашла широкое применение в диспутах между сторонниками ламаркизма, с одной стороны, и генетиками, с другой. Во время одной из таких дискуссий С. С. Четвериков довольно резко высказался о низкой доказательной силе аргументов ламаркистов. В ответ ламаркисты обозвали его врагом большевизма, отпрыском миллионера, бежавшего от революции за границу, и вообще политическим врагом советской власти.