Сталин и его подручные - [167]

Назначив Меркулова, Сталин продемонстрировал новую тактику. Отныне он будет бросать в банку по нескольку скорпионов и смотреть, кто кого съест. Другой бывший подручный Берия, Виктор Абакумов, заменил Меркулова в роли заместителя Берия: его вскоре назначили начальником Главного управления контрразведки Смерш. После войны были подброшены два скорпиона помельче из службы госбезопасности, Рухадзе и Рюмин, чтобы ограничить власть Берия, Меркулова и Абакумова.

Опыт с Ягодой научил Сталина, что единственный способ управлять тайной полицией – поставить туда аутсайдера. Поэтому Сталин вдобавок назначил Льва Мехлиса, бывшего своего секретаря, а затем редактора «Правды», как самостоятельного координатора безопасности. И весь механизм партии и правительства Сталин отдал в капитальный ремонт. Политбюро стало вдруг мертвой буквой, а политические решения начал принимать Совет народных комиссаров. Когда началась война, власть перешла от Совнаркома к Государственному Комитету Обороны. В окружении Сталина главную роль играли не его сверстники, а более молодое поколение – Берия, Жданов, Маленков, Хрущев. (Единственным исключением был Молотов, еще не потерявший доверия у Сталина.) Эти люди отличались и безмерным подобострастием, и еще более беспринципной враждебностью друг к другу, так что Сталин мог быть уверен в том, что они никогда не объединятся против него в заговоре. Кагановича Сталин отдалил от себя: теперь он наводил ужас на нефтяников и шахтеров и изредка пытался расстрелами поднимать мораль военных. Таким же образом Ворошилову поручили такие задачи, где его некомпетентность не могла сильно навредить.

Берия был так энергичен и деятелен, что обойтись без него было нельзя. Сталин шутя называл его «нашим Гиммлером», но он был еще и аналогом Альберта Шпеера, с удивительной изощренностью сохранившего промышленность в военных условиях. Подобно Кагановичу и Мехлису, Берия прибегал к расстрелу как к лучшему способу борьбы с колеблющимися, трусливыми или некомпетентными кадрами, но, в отличие от них, хорошо разбирался в военных и технических вопросах и умел ценить способности подопечных. К тому же Берия при сопротивлении или опасности не терял хладнокровия.

Меркулов, самый грамотный из энкавэдэшников, в течение всей войны руководил иностранной разведкой. Сын офицера и сам бывший подпоручик царской армии, Меркулов преподавал в тифлисской школе для слепых, откуда в сентябре 1921 г. перешел в грузинскую ЧК. Он верно служил Берия до последнего часа. Ему была свойственна осторожность: когда бушевал террор, он потихоньку ушел из НКВД и служил в наркоматах торговли и транспорта. В сентябре 1938 г., когда Берия заманил Меркулова назад в НКВД, тому стало плохо при виде физических пыток. Берия дразнил его «теоретиком».

Меркулов, преодолев человеческую слабость, исправно выполнял долг: он организовал убийства поляков в Катыни, Осташкове и Смоленске и летом 1940 г. поехал анонимно в Ригу для чистки латышской буржуазии. Назначенный комиссаром госбезопасности, Меркулов должен был восстановить иностранную разведку, почти уничтоженную Ежовым, и успокоить горсточку до смерти напуганных разведчиков, которые боялись передавать Сталину неприятные сведения. Но даже после назначения Меркулова лучшим советским шпионам, даже таким, как Рихард Зорге, не верили (2). В Берлине свили себе гнездо двое из приближенных Берия: Амаяк Кобулов, младший брат Богдана, был в сентябре 1939 г. назначен первым секретарем посольства, а Деканозов, все лето 1940 г. терроризировавший Литву, стал с ноября 1940 г. послом. Ни Кобулов, ни Деканозов не владели немецким. Германское Министерство иностранных дел не знало, смеяться или обижаться на то, что Москва прислала такого физического и умственного карлика, как Деканозов, в обмен на графа фон дер Шуленбурга, изысканного немецкого посла в Москве. Амаяк Кобулов был, однако, столь же обаятелен, сколь глуп, и оказался идеальным каналом нацистской дезинформации. 25 мая 1941 г. Меркулов передал Сталину то совершенно секретное сообщение, которое так желал услышать вождь (и которое пришло от Кобулова):

«Война между Советским Союзом и Германией маловероятна… […]

Германские военные силы, собранные на границе, должны показать Советскому Союзу решимость действовать, если Германию к этому принудят. Гитлер рассчитывает, что Сталин станет в связи с этим более сговорчивым и прекратит всякие интриги против Германии, а главное, даст побольше товаров, особенно нефти» (3).

В ноябре 1940 г. Сталин отправил Молотова в Берлин, чтобы договориться об условиях, по которым СССР мог стать союзником Германии, Италии и Японии, но переговоры зашли в тупик, так как Молотов настаивал на том, чтобы Иран и запад Индии вошли в сферу советского влияния. Сталин, может быть, считал, что СССР был вне опасности, поскольку Гитлер был не прочь отдать Советскому Союзу часть Британской империи. Даже тогда, когда весной 1941 г. Гитлер вдруг напал на Югославию, Сталин не выказал признаков тревоги.

Сам Берия только довел до конца разрушение разведки Красной армии, начатое Ежовым: всех в чине полковника или выше он расстрелял. Осталось три-четыре майора, уцелевшие благодаря своим русским фамилиям и полному незнанию иностранных языков. Такая разведка судила о намерениях Гитлера по сплетням, переданным военными атташе Румынии или Болгарии, или по подслушанным пьяным разговорам офицеров СС. Они не сделали никаких выводов даже тогда, когда немецкие дипломаты в Москве начали отправлять домой жен и детей. Советские разведчики грубо ошиблись, подсчитывая численность немецких войск на границе: они доложили, что там стояло 40 % всей армии, а на самом деле уже собралось 62 % всех гитлеровских сил. Генерал-лейтенант Ф. Голиков, которого назначили начальником Главного разведывательного управления РККА, старался не сомневаться в мирном будущем: «Слухи и документы, говорящие о неизбежности весною этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже, быть может, германской разведки» (4).