Сталин - [74]
И «завещание» Ленина Сталин тогда же крайне удачно использовал против Троцкого:
— Оппозиция думает козырять «завещанием» Ленина. Но стоит только прочесть это «завещание», чтобы понять, что козырять им нечем. Наоборот, «завещание» Ленина убивает нынешних лидеров оппозиции. В самом деле, это факт, что Ленин в своем «завещании» обвиняет Троцкого в «небольшевизме», а насчет ошибки Каменева и Зиновьева во время Октября говорит, что эта ошибка не является случайностью. Что это значит? А это значит, что политически нельзя доверять ни Троцкому, который страдает «небольшевизмом», ни Каменеву и Зиновьеву, ошибки которых не являются «случайностью» и которые могут и должны повториться. Характерно, что ни одного слова, ни одного намека нет в «завещании» насчет ошибок Сталина. Говорится там только о грубости Сталина. Но грубость не есть и не может быть недостатком политической линии или позиции Сталина.
Цинично — но метко!
…Сталин в 1924 г. остался на своем посту. Вот как он сам рассказывает об этом:
— Я на первом же заседании пленума ЦК после XIII съезда просил освободить меня от обязанностей генсека. Съезд сам обсуждал этот вопрос. Каждая делегация обсуждала этот вопрос, и все делегации единогласно, в том числе и Троцкий, Каменев, Зиновьев, обязали Сталина остаться на своем посту… Через год после этого я вновь подал заявление пленуму об освобождении, но меня вновь обязали остаться…
«Завещание» было скрыто от широкой партийной массы и от населения. А когда слухи о нем проникли за границу, то не кто иной, как Троцкий, выступил в печати с заявлением:
— Никакого «завещания» Владимир Ильич не оставлял… Под видом «завещания» в эмигрантской и иностранной буржуазной и меньшевистской печати упоминается обычно (в искаженном до неузнаваемости виде) одно из писем Владимира Ильича, заключавшее в себе советы организационного порядка. XIII съезд партии внимательнейшим образом отнесся к этому письму, как ко всем другим, и сделал из него выводы применительно к условиям и обстоятельствам момента. Всякие разговоры о скрытом или нарушенном «завещании» представляют собой злостный вымысел и целиком направлены против фактической воли Владимира Ильича и интересов созданной им партии…
Так писал Троцкий в сентябре 1925 г. Но любопытно, что потом он сам заговорил и о «скрытии» и «нарушении» завещания, и, наконец, уже за границей, сделал поразительнейшее сообщение: «Бесспорная цель завещания — облегчить мне руководящую работу»…
…Сталин не терял времени. Одержав формальную победу, которая на некоторое время закрепляла в его руках власть, он стал с лихорадочной быстротой осваивать партию и переделывать партийный аппарат: только это могло дать ему окончательную победу. Кроме Молотова, Дзержинского и Орджоникидзе, его ближайшими помощниками в этой работе были Бубнов и Андреев.
«От кустарничества, — пишет Бубнов, тогдашний третий секретарь ЦК, а теперь сталинский нарком просвещения, — необходимо было перейти к организованному учету партийных сил, систематическому изучению и правильному распределению в строгом соответствии с потребностями переживаемого периода. В результате громадной работы, которая проходила под руководством Сталина, законченную организованную структуру получил партийный аппарат руководящих органов и были произведены организационные изменения в построении низового партийного аппарата на основе укрепления принципа демократического централизма».
Это — чисто официальная, потому неясная и неполная характеристика той, действительно громадной перестройки, которую произвел Сталин в партийном аппарате. Эта перестройка на сегодняшний день выразилась в том, что Сталин, сведя постепенно на нет все зачатки советского демократизма, создавшиеся было в последние ленинские годы, довел до крайнего выражения самодержавие партии в стране. И Совнарком, и отдельные наркоматы, и правительства республик на местах, и крупнейшие Советы — все это потеряло свое прежнее значение, обратилось в подсобные, чисто технические учреждения, в канцелярии, в консультативные и исполнительные органы партии. Сам аппарат партии был значительно расширен; в нем создавались деловые ячейки по всем отраслям государственного управления, которые и стали направлять и контролировать все действия советских органов.
В то же время в самой партии централизация была доведена тоже до крайних своих выражений, вся партийная сеть была переустроена и переукомплектована так, что полностью обеспечивалось сначала самодержавие коллегии олигархов — политбюро, — в дальнейшем самодержавие лица, диктатора, Сталина. Выборность партийных чиновников, довольно широко осуществлявшаяся прежде на местах, уступила место назначению из центра. Это делало партийных чиновников целиком от центра зависимыми. Для того, чтобы еще больше держать их в руках, в партийном аппарате была установлена система сыска за всеми через органы самой партии — ее контрольные комиссии, — а затем и через органы ГПУ — государственной полиции. Все подбиралось — малейший скользкий шаг, малейшая ошибка, ничтожнейшие штрихи личной жизни, — все складывалось в архивах партийных органов, в случае надобности вытаскивалось наружу, грозило уничтожить человека. А так как в тяжелых условиях советской жизни безгрешных людей не было и так как было невероятно легко «припаять» любой проступок любому человеку, даже поступок несовершенный — во лжесвидетелях никогда недостатка не было, а шпионить постепенно стали все, вплоть до ближайших друзей, вплоть до жен и детей, — то все сверху донизу оказались в полной зависимости от партийных верхов. Достаточно было одного жеста — сначала кого-либо из олигархов, потом верховного диктатора или кого-либо из его ближних — и любой человек мог скатиться в грязь, в небытие политическое, в небытие гражданское, стать даже лицом к лицу с дулом нагана. Кому уже никак нельзя было «припаять» действий — приписывали слова, уклоны мысли.
