Сталь и Змея - [3]

— Ваниры! — закричал кузнец Ниал, выскакивая из своей хижины и потрясая кузнечным молотом.

Стоя на ступеньках крыльца, маленький Конан в замешательстве оглядывался, пытаясь хоть что-то понять в происходящем. Но вокруг царил хаос. Мимо промчалась молодая девушка, белая от ужаса. За ней неслась черная собака с разинутой пастью и высунутым алым языком. Мгновение спустя потрясенный Конан увидел, как зверь повалил девушку и впился зубами ей в горло. Одна ее рука затрепыхалась на грязном снегу, как выброшенная на берег рыба. Конан ошеломленно смотрел на нее.

Голый киммериец — охотник, вооруженный огромным топором, неистово ревел в этой свалке. Его грозное оружие вращалось в воздухе, подобно колесу смерти. Топор вонзился в бедро одного из наездников и отсек ему ногу. Надрываясь от крика, ванир свалился с седла, оставляя на снегу кровавые пятна. Сквозь ржание лошадей, лязг оружия и воинственные крики до Конана доносились вопли женщин, стоны раненых и умирающих.

Отец Конана, пробежав мимо него, скрылся в доме и появился снова с огромным мечом в руках. Заколдованный клинок, сверкавший в утреннем небе, как ледяная молния, сметал все на своем пути. Один за другим валились с коней в грязный истоптанный снег разрубленные пополам ваниры.

Поборов парализующий страх, Конан поднял упавший нож и кинулся в гущу сражения, туда, где бился его отец. Хотя мальчик едва мог пробираться сквозь толпу сражавшихся мужчин, ему удалось вспороть икру высокому темному воину, тут же угодившему под летящий меч кузнеца. Через мгновение снесенная голова захватчика, вращаясь, как брошенный мяч, покатилась к ногам Конана. Мальчик отшатнулся, широко раскрыв глаза, волосы его встали дыбом.

Скоро и другие киммерийцы сплотились вокруг кузнеца Ниала. Но нападавшие были верхом, хорошо вооружены и защищены доспехами из бронзы и железа, в то время как полуголые жители оборонялись тем, что оказалось под рукой: кто-то, успел схватить мотыгу или грабли, кто-то — настоящее оружие. Некоторые держали в руках щиты из шкур, натянутых на деревянные каркасы, но эти щиты почти не защищали от тяжелых ударов вражеской стали.

Не сумев пробраться к отцу, Конан безуспешно пытался отыскать в суматохе битвы свою мать. Он проскальзывал между сражающимися людьми, увертываясь от вздымающихся на дыбы лошадей, пробирался в водовороте кровопролития: только что отрубленная рука лежала на снегу, сочась кровью, а пальцы ее все еще судорожно сжимали древко копья. Спасая свое дитя, мимо бежала женщина; она споткнулась и рухнула в склизкую грязь, а мгновение спустя копыта лошади раздробили ей череп, отбросив плачущего ребенка в красный от крови снег. Вот оборвался крик старика — стрела с бронзовым наконечником вонзилась ему в глотку. Кто-то шлепнулся в слякоть, прижимая руки к лицу. Конан смутно осознал, что глаз этого человека болтается на нитке нерва, что задыхающийся от боли мужчина пытается вставить его на место.

Сквозь шум и крики Конан услышал звучный голос отца:

— Лошадей! Убивайте лошадей! — С этими словами кузнец свалил вражеского коня, который, падая с разрубленной спиной, заржал так, словно его выхолащивали раскаленным железом.

Конан наконец заметил гибкую фигуру своей матери. Она внушала страх, встречая врага лицом к лицу. Она пылала яростью, волосы ее разметались по плечам, а руки крепко сжимали рукоять широкого меча. Вокруг нее громоздились окровавленные тела ваниров и трупы их злобных псов. Мальчик помчался к матери. Она, заметив взлохмаченную копну его жестких черных волос, так похожих на волосы отца, стала сражаться с удвоенной энергией.

Подняв глаза, Конан увидел огромную фигуру, неподвижно восседавшую на вороном коне. Всадник, чей силуэт четко вырисовывайся на вершине стоявшего на краю деревни холма, пристально наблюдал за бойней. Мальчик не мог различить черты лица этого гиганта, но знак, который всадник носил на защищенной доспехами груди и окованном железом щите, задержал его обезумевший взгляд.

Это был странный символ: две черные змеи, обращенные головами друг к другу, переплелись, поддерживая в изгибах тел диск черного солнца. Этот неизвестный Конану знак наполнил его сердце страхом и предчувствием беды.

* * *

Вскоре большинство мужчин и женщин, выдержавших атаку, образовали живой щит вокруг кузнеца. Возвышаясь над самыми высокими киммерийцами, Ниал ободрял товарищей, заглушая возгласами звон металла и стоны умирающих. Ваниры были отброшены; их кони с вытаращенными глазами вставали на дыбы и шарахались в сторону, спасаясь от грубых орудий киммерийцев.

Не решаясь наступать, враги остановились; тогда великан на холме поднял руку в перчатке, собираясь отдать приказ. Сверкающий в лучах рассвета шлем скрывал его лицо, усиливая впечатление свирепой мощи, исходящей от воина.

— Они пустят в дело стрелков, — прошептала мать Конана. — Они перебьют всех мужчин, а сами останутся недосягаемыми для наших мечей.

— Спаси нас, Кром! — пробормотал мальчик.

Мать окинула его ледяным взором, как бы напоминая, что Кром не отвечает на молитвы людей; он вряд ли слышит их. Кром — бог морозов, звезд и бурь, а не людей.