СССР: от сталинского восстановления к горбачевской перестройке. Вторая половина 1940-х – первая половина 1980-х гг. - [34]
После убийства Тараки Амин стремился доказать свою лояльность Москве[305]. Но в Москву после захвата власти он не приглашался. Отныне Амин рассматривался в Кремле не как товарищ, а как коварный, на все способный преступник. Убийство Тараки спровоцировало психологический перелом, который в конечном итоге привел к принятию решения о вводе войск. А. С. Черняев отмечает, что «Александров (Александров-Агентов А. М. — М. П.) на другой день после убийства Тараки сказал Брутенцу, что надо вводить войска»[306]. Но это было не единственное обстоятельство, способствовавшее изменению настроений в Кремле[307].
Захватив власть, Амин обрушил репрессии против сторонников Тараки. С момента захвата власти и до ввода советских войск были уничтожены без суда и следствия более 600 членов НДПА, военнослужащих и других лиц, заподозренных в антиаминовских настроениях[308].
Однако по внешним признакам отношения между советским и афганским руководством были вполне нормальными. Но в реальности они стали куда более сложными. Советскому послу А. М. Пузанову были даны указания «использовать контакты с X. Амином для дальнейшего выявления его политического лица и намерений»[309].
В СССР существовало подозрение, что Амин, всячески демонстрировавший свою верность Советскому Союзу и забрасывавший Москву просьбами о военной помощи, намерен восстановить связи с США и несколько ослабить зависимость Афганистана от СССР[310]. О повышении интереса США к Афганистану после свержения Тараки свидетельствовали конфиденциальные встречи в Кабуле между сотрудниками посольства США и X. Амином. 27 сентября 1979 года поверенный в делах США в Афганистане Амстуц сообщал в Вашингтон «о дружеской непринужденной беседе» с Амином, во время которой тот «был само очарование, излучал дружелюбие и дал понять, что хотел бы улучшить отношение с Соединенными Штатами»[311]. Опираясь, на рассекреченные документы, которые позднее были опубликованы, американский исследователь Д. Гиббс напишет, что советские власти не знали о том, что американцы отказались идти на сближение[312]. Однако в Москве тогда «не исключали, что он может обратиться к США с просьбой ввести войска, если Москва откажет ему в своем расположении[313]. Советский посол в Афганистане в 1988–1989 гг. Ю. М. Воронцов также в одном из своих интервью говорил, что руководители СССР всерьез восприняли слухи о возможности ввода американских войск в Афганистан и создании на южных границах СССР военных баз, опираясь на ошибочную информацию разведслужб[314].
В КГБ Амина подозревали в сотрудничестве с ЦРУ[315]. С недоверием к нему относились и многие высокопоставленные чины афганского руководства. Министры — Гулябзой, Ватаджар, Маздурьяр и Сарвари считали Амина агентом ЦРУ, о чем говорили представителю КГБ генералу Иванову[316].
Заигрывания Амина с американскими дипломатами советской стороной считались недопустимыми, тем более о содержании этих бесед Амин советских представителей в известность не ставил, они не знали о подлинном содержании его переговоров, что только усиливало подозрительность и недоверие к нему.
США сделали ставку на моджахедов. Они стали оказывать им помощь задолго до советского вхождения в Афганистан. Еще 3 июля 1979 года президент Картер подписал первую директиву о поддержке противников просоветского режима в Афганистане[317]. Директива предусматривала информационную и пропагандистскую поддержку моджахедов, поддержку наличными средствами или невоенными (нелетальными) материалами и т. д. К концу 1979 года только прямые затраты на финансирование мероприятий в рамках этого распоряжения составили десятки миллионом долларов[318].
Боязнь укрепления позиций США в Афганистане стала едва ли не решающей причиной ввода советских войск в эту страну. В СССР не исключали, что Амину, за его поддержку Соединенными Штатами, придется расплачиваться антисоветским курсом. Именно это и имел в виду Брежнев во время его встречи с французским президентом Жискар д’Эстеном в Варшаве в 1980 году: „Если бы не вмешался ограниченный советский военный контингент, — сказал Генсек, — то уже в январе Афганистан превратился бы во враждебный для Советского Союза плацдарм“[319].
Как пишет Корниенко, „мучительные размышления „тройки“ (А. А. Громыко, Ю. В. Андропова и Д. Ф. Устинова — М. П.) над проблемой — вводить или не вводить войска — продолжались в течение октября, ноября и первой декады декабря. 10 декабря 1979 года Устинов дал устное указание Генеральному штабу Вооруженных сил СССР начать подготовку к десантированию воздушно-десантной дивизии и пяти дивизий военно-транспортной авиации, повысить готовность двух мотострелковых дивизий в Туркестанском военном округе и доукомплектовать до полного штата понтонно-мостовой полк без постановки перед ними конкретных задач“[320].
Действия СССР обуславливались не только внутриполитическими изменениями в Афганистане, но и многими геополитическими факторами, в особенности политикой США. Находясь в конфликте с Ираном, осенью 1979 года США ввели свои корабли и авианосцы в Персидский залив. Складывалось впечатление, что они готовились к вторжению в Иран. „Если США позволяют себе такое за десятки тысяч километров от своей территории… то почему мы должны бояться защитить свои позиции в соседнем нам Афганистане? — так примерно рассуждал Устинов“, пишет Г. М. Корниенко
