СССР. Незавершенный проект - [158]
В связи с этим возникает вопрос почему переход произошел именно таким образом? Конечно, субъективный фактор имел огромное значение, но каковы объективные предпосылки этих процессов? В любом случае общественные перемены, вызванные этим переходом, напоминают в некотором роде прощание истории с гуманистически идеалами Ренессанса, о котором выдающийся советский режиссер Г. Козинцева написал следующее: «Теперь титаны должны научиться хитрить> скрывать свои мысли, прятать чувства. За буйные страсти сажают в Тауэр. Мечту скоро сменит чтение Библии у домашнего очага…. Возникает начало пути от трагедии к фарсу[311].. Языческий восторг перед возможностями человека сменялся интересом к ценам на мировом рынке…. Кончилась молодость эпохи Кончился век поэзии. Наступал век прозы»[312]. Но это одна сторона современной российской действительности.
Другая сторона состоит в том, что культура сегодня оказывается во власти тотального рынка, отношений купли-продажи. В прошлом рынок если и влиял на культуру, то главным образом в опосредованной форме, например, через институт социального заказа (мецената, двора, церкви, государства, политической партии и т. п.) Но такого прямого рыночного диктата в сфере культуры (причем влияющего не только на ее форму, но и на само содержание), как это наблюдается сегодня, еще не было. Общественная актуальность того или иного предмета культуры сегодня измеряется главным образом востребованностью его именно как товара.
При этом сам рынок сегодня не является неким автономным институтом. Вырастая из глобальной гегемонии капитала и базируясь на информационных технологиях и современных средствах телекоммуникаций, масс-медийной экспансии, он становится некой тотальностью, проникая во все сферы жизни человека и общества. Но идея вещи, тем более как товара, каким бы полезным и эстетичным он ни был, в любом случае не может быть основой человеческой жизни. Пафос потребительства особенно в мире культуры, способен рождать лишь метафизику опустошения.
Доминирование принципа частного интереса в экономике, рост социального отчуждения и личной зависимости от расширяющейся сети бюрократических институтов власти, жесткий дрейф российской культурной политики в «ситуацию ноль», сужение коридора личной перспективы – все это загоняет индивида (независимо от его имущественного ценза) в формы частного бытия и, как правило, реакционно-консервативные. Законы частного (не путать с понятием «личное») бытия диктуют и соответствующее отношение к культуре, и чаще всего – потребительское.
Но ведь развитие человека и общества не может быть плодотворным без перспективы сопряжения его сущностных сил с миром культуры, ибо только на этой основе можно искать альтернативу господствующим формам отчуждения. В связи с этим возникает вопрос: насколько в принципе возможно такое социальное бытие индивида, которое предполагало бы не ритуальное, а живое и активное сопряжение его с культурой, предполагающее раскрытие его сущностных сил, в том числе за пределами его профессиональной деятельности? При этом важно, чтобы эта связь с миром культуры была «заземлена» на материальные интересы индивида, любые другие связи с миром культуры (в обход его материальных интересов) рискуют рассыпаться при первом изломе социальной реальности.
Но есть и третья сторона. Она состоит в том, что человек всегда в той или иной мере раб истории, вкладывая в это тот смысл, что индивид есть некая функция господствующих общественных сил. В то же время человек является творцом той же истории, понимая под этим творчество тех или иных форм общественных отношений. Возникает вопрос: какова мера этого соотношения (рабского и творческого бытия в истории) для индивида, той или иной социальной группы, человеческого сообщества в целом в те или иные исторические эпохи. Диалектика развития между рабским и творческим принципом общественного бытия индивида в значительной степени определяет меру и характер субъектности индивида как одного из важнейших критериев его феноменальности как Нового человека.
Сегодня сама идея субъектного бытия остается закрытой, лежащей вне «зоны доступности», как когда-то гелиоцентрическая система Коперника для его современников. И причин для этого несколько.
