СССР: логика истории - [10]
Однако жизнь показала, что действительно, можно заставить человека работать, но нельзя заставить его хорошо работать. Большевики достаточно быстро осознали всю пагубность недооценки проблемы стимулирования труда высококвалифицированных специалистов. Поэтому уже с первых месяцев Советской власти пришлось установить специалистам повышенные оклады, хотя в этот период Ленин, все еще оставаясь в плену старых представлений, постоянно подчеркивал вынужденный и временный характер этой меры, а также “развращающее влияние высоких жалований… на рабочую массу”[12].
Однако рабочую массу развращали не столько высокие заработки специалистов, сколько отсутствие при уравнительной системе распределения эффективных стимулов к высокопроизводительному труду. Уже в январе 1918 г. Ленин призывает дать решительный отпор тем, кто относится к фабрике, перешедшей в собственность народа, по-прежнему с точки зрения единственного помышления: “урвать кусок побольше и удрать”[13]. Он сетует, что “отлынивают от работы многие наборщики в Питере, особенно в партийных (то есть не частных. — Ю. А.) типографиях”[14].
Какие методы борьбы с этим явлением могла предложить экономическая система, с самого начала породившая мощную тенденцию уравнительности распределения? Только меры административного принуждения и морального воздействия. Большевики в духе революционного романтизма преувеличивали влияние самого факта обобществления средств производства на сознание человека, на психологию работника, на воспитание в нем чувства хозяина предприятия и страны. Они пытались заменить буржуазную дисциплину труда, которую Ленин определял как “дисциплину голода, так называемого вольного найма”[15], социалистической дисциплиной, основанной исключительно на высоком самосознании трудящихся. Предполагалось, что рабочие, осознав себя хозяевами предприятия и спаянные в единый коллектив чувством трудовой солидарности, не будут нуждаться в дополнительной мотивации к труду.
Было бы слишком поспешным утверждать, что эти взгляды были проявлением чистой социальной фантастики и совсем не отражали жизненных реалий. Например, в патриархальной крестьянской семье особый характер взаимоотношений между ее членами, их заинтересованное и сознательное отношение к общему коллективному труду снимают необходимость какого бы то ни было стимулирования их активности. Тот же фактор сознательного отношения к труду лежал в основе массового трудового энтузиазма, который в дальнейшем сыграл огромную роль в истории СССР. Но в конечном итоге практика, как известно, показала недостаточность опоры только на сознательность трудящихся для нормального функционирования современной экономики. Не удивительно, что эпоха лозунгов и призывов началась чуть ли не на следующий день после революции.
Как мы теперь понимаем, моральные стимулы не могут в полной мере компенсировать недостаток других стимулов, прежде всего материальных. Ликвидация капиталистической частной собственности и замена ее общенародной не сделала работника реальным владельцем конкретной собственности. Связанные с этим проблемы проявились сразу же после установления Советской власти.
Характерно, что первыми попытались исправить положение профсоюзы, наименее идеологизированная и самая близкая к производству часть политической системы. Уже в апреле 1918 г. ВЦСПС предложил на всех государственных предприятиях страны установить нормы выработки и учет производительности труда, внедрить сдельную оплату труда и систему премий за превышение норм. Это предложение шло вразрез с характерным для большевиков пренебрежительным отношением к проблеме материального стимулирования труда.
Диалектический характер мышления Ленина проявился в том, что, увидев, как утопизм теории не выдерживает проверки реалиями жизни, он не стал цепляться за теоретические догмы, а полностью поддержал предложение профсоюзов ввести “соразмерение заработка с общими итогами выработки продукта”[16].
Таким образом, утопическая политика большевиков в вопросе оплаты труда постепенно отступала под натиском объективной реальности. Однако разразившаяся гражданская война вынудила переход к политике военного коммунизма. На первое место выдвинулась борьба за само выживание Советского государства, и вопросы повышения эффективности экономической системы надолго отступили на второй план.
