— Здравствуй, Бортов!
— Здравия желаю, товарищ капитан первого ранга!
— Похож на отца, мы с ним последний раз в 24 году, на Западной Украине встречались, бандеровцев добивали. Как он?
— Преподает в институте Марксизма-Ленинизма.
— Да, он страшно любил теорию, постоянно с собой электронную книжку таскал, помню, в 23 году, во время боев с интервентами в Зеленограде, загнали нас в подземные коммуникации, так он за два дня, что мы по ним плутали, успел две книжки прочитать.
— Так точно, товарищ капитан первого ранга, «Человек в поисках смысла» Франкла и «Государство и революция» Ленина, он мне рассказывал, в воспитательных целях, как нужно правильно использовать личное время.
— Да… Передавай ему привет. Добро пожаловать на «Яростный»
— Есть.
Эксперимент успешно окончился чуть раньше намеченного срока в 2055. Руководство решило, что все цели достигнуты. Тем более «Товарищ» уже был готов к полету. 12 апреля 55-го он ушел к Проксима Центавре, год спустя, 1 мая, «Коммунист» ушел к звезде Бернарда. Звезды, вот они, я к ним обязательно полечу. Теперь нужно наметить – как стать новым человеком.
Старик жив (192)
(окончание, начало- «037 За звезды» – «130 Новый человек»)
Что-то черное навалилось на Старика, взорвалось и он потерял сознание. Очнулся быстро, рубка разгерметизирована, его спас автоскафандр, парнишка из ГДР, Гюнтер, убит, старпома нигде нет, наверно, выбросило. Атаковали, что ж, это должно было случиться рано или поздно. А радиообмен? Записали, смодулировали, элементарно. Да, подходят выпотрошить нас. Этот я знаю – Viva la muerte, Галичина и два номерных. Связь, конечно, снесли, Старик попытался оживить пульт, бесполезно, да и глушат, конечно. Похоже, это настоящий конец. Плен? Дождаться десанта, выйти, сказать – я коммунист с 12 года, не убивайте меня, я хороший. Все еще шутишь, Сергей.
Он шел, пошатываясь к машинному, точнее полз вдоль идущего по коридору поручня. Полная разгерметизация, живых не осталось, автоскафандры на случай встречи с метеоритом были только у вахтенных. Похоже, что-то новое применили, ровные, идеально круглые сквозные отверстия с правильным шагом по всему борту. Корабль как решето, между пробоинами не более тридцати сантиметров, странно, как меня не зацепило. Наверное, это то адское новое оружие – поглотитель материи, абсолютный энтропизатор.
Сколько у меня времени? Десять минут подойти, десять на внешний осмотр, десять минут вскрыть борт. Полчаса – целая жизнь.
Старик взглянул на хронометр. 15.25, крайнее время подрыва 15.55, по многолетней привычке распланировал время: семь минут доползти до машинного, три минуты на камеру, две минуты привести в готовность самоликвидатор, если вышел из строя, то все остальное время на попытку взорвать реактор при помощи бластера. 15.32
Машинное. Старик миновал шлюзовую камеру. Кажется, отсек не тронули, ясно, хотят двигатели снять. 15.35
Товарищ капитан! К старику бросился Эльдар, космофлотец второго года службы, оператор силовых. Что случилось?!
— Нас атаковали, ребята погибли, живое только машинное.
— Что делать будем, товарищ капитан? Старик помедлил.
— Подрываться, Эльдар, другого выхода нет. Не дадим знать нашим, завтра они зачистят следующую станцию.
— Сколько у нас времени, товарищ капитан? 15.38
— Двадцать минут у нас, — целая жизнь.
— Товарищ капитан, сориентируйте на Землю.
— Мекка по правому борту, товарищ.
Космофлотец расстелил зеленый коврик с геометрическим узором и начал молитву, обратившись лицом к Мекке. Молодец парень, ничего не боится, настоящий коммунист.
Новая наука сняла противоречие между верой и знанием, признав что у жизни есть источник – источник усложнения форм. Коммунизм смог взять реванш в России только потому, что нашел свое предельное основание в этом источнике. 15.40.
Старик сел в кресло оператора, разбил предохранительное стекло самоликвидатора, вставил ключ. Еще пятнадцать минут.
О чем подумать. Все уже передумано за долгую жизнь. Хочу ли жить? Безумно хочу. Боюсь ли смерти? Нет, не боюсь.
Когда я перестал её бояться? В двадцать третьем, когда впервые поднимал коммунистическую роту в атаку? Было страшно, они шли, как хозяева, считая, что после налета штурмовиков из развалин фабрики на окраине Зеленограда уже некому подняться. Ноги ватные, пот заливал глаза, хотелось забиться в щель и никогда оттуда не выходить, жить там, жи-и-ть. Повернул голову, чтобы поискать что-нибудь подходящее и увидел глаза Ванькиного отца – Бортова-старшего. Понял, что если сейчас отползу, вот это и будет смерть, настоящая и окончательная, последняя смерть. Поднялся и побежал на них, что-то крича, так и не вспомнил потом что. За мной поднялись все, кто остался от роты. Но тогда я её еще боялся.
В тридцать четвертом, после разгерметизации семи из восьми отсеков зависли на орбите Венеры с мертвыми двигателями и год ждали спасателей. Дышали настолько разреженной смесью, что ломило в глазах, груди и каждый день хотелось разбить стекло гермошлема о переборку и закончить это все.
Боялся, боялся черной неизвестности за гранью жизни, сумрака небытия, откуда не вернуться никогда. 15.45.
