США: собственность и власть - [181]

Буржуазная демократия в условиях наиболее совершенной системы финансового капитала развивается в сторону наиболее архаической и антидемократической формы парламентаризма. Такова диалектика исторического процесса развития буржуазного общества США в современных условиях государственного монополистического капитала.

Белый дом. Финансовая олигархия, налагающая густую сеть отношений зависимости на все экономические и политические учреждения, не делает исключений и для Белого дома. Политическая поддержка и деньги, полученные во время избирательной кампании, накладывают определенные обязательства на политика, добравшегося до президентского кресла. Если бы даже не существовало таких обязательств, свобода действий любого вновь избранного президента все равно оставалась бы весьма ограниченной.

Выражаясь фигурально, ему предоставляется полная свобода лишь для смены вывески на фасаде Белого дома, обозначающей название «новой эры» правления нового президента (эра «новых рубежей», эра «великого общества» и т. п.).

В государственных делах каждый президент прислушивается к советам магнатов финансового капитала независимо от того, были они во время избирательной кампании на его стороне или в лагере соперника. Партии-близнецы приводят в Белый дом президентов, отличающихся один от другого лишь стилем политики, размерами дозы социальной демагогии, но в равной степени верой и правдой служащих в конечном счете укреплению позиции американского империализма. Какой бы кандидат на президентских выборах ни победил, он неминуемо ставится в жесткие рамки государственной машины, не позволяющей особых отклонений от курса, предначертанного финансовой олигархией во внутренней и внешней политике[752].

Преемственность внутренней и внешней политики обеспечивается однородностью той среды, из которой подбираются люди для замещения ключевых постов в правительстве. Распределение министерских постов представляет собой важную прерогативу финансовой олигархии.

Номинально президент свободен в выборе министров. Но на практике любому президенту приходится думать о приемлемости его кандидатов для влиятельных финансовых кругов, особенно при назначении на такие ключевые правительственные посты, как министр финансов, министр обороны, государственный секретарь.

Историк Артур Шлезингер, имевший возможность близко наблюдать закулисную борьбу, сопровождавшую формирование нового правительства президента Кеннеди, отмечает особую роль «нью-йоркского сообщества финансистов и адвокатов, которое издавна поставляло людей как для демократических, так и для республиканских правительств»[753]. «Это сообщество, — пишет Шлезингер, — сердцевина американского истэблишмента... Его нынешние лидеры — Роберт Ловетт и Джон Макклой. Фасад этого сообщества представляют благотворительные фонды Рокфеллеров, Фордов, Карнеги и «Совет внешней политики»... Члены этого сообщества по своей партийной принадлежности являются преимущественно республиканцами. Но им присуще некое чувство, принуждающее их служить президентам любой партии. Рузвельт и Трумен свободно обращались к этому источнику частично для того, чтобы воспользоваться компетентностью членов истэблишмента, а частично для того, чтобы прикрыть свою политику, которая встретила бы оппозицию консерваторов, если бы ее фасад представляли либералы. Остается неясным, кто кого эксплуатирует. Но именно потому, что это остается неясным, обе стороны продолжают находить выгоды в этом установившемся порядке вещей»[754].

Экономическое могущество магнатов финансово-промышленного капитала образует тонкую и не всегда зримую сеть влияния, обволакивающую любого президента. Вряд ли в истории США был президент, который сохранил политическое «целомудрие» в своих отношениях с американской буржуазией, а в XX в.— с монополистическим капиталом. «Грехопадение» обычно происходит еще на его пути в Белый дом. Одни подобно Гранту и Эйзенхауэру подпадали под коррумпирующее влияние власти денег добровольно или вследствие безволия. Другие подобно Рузвельту и Трумену находились по временам в состоянии фронды к магнатам финансового капитала, но в конечном счете все же оказывались в плену у него.

Франклин Рузвельт не упускал случая заявить о своем намерении ограничить власть «экономических роялистов». Его отношения с некоторыми магнатами временами действительно были весьма натянутыми, особенно во время избирательной кампании 1936 г., когда Дюпоны возглавляли и направляли атаки «экономических роялистов» на укрепленные позиции президента Рузвельта.

Но, как говорят, гони природу в дверь, она войдет в окно. Не успели отшуметь политические битвы 1936 г., как Франклин Рузвельт-младший женился на Этель Дюпон. На пышной свадебной церемонии встретились и обнялись представители двух враждующих кланов. С точки зрения буржуазной морали, этот «династический брак» ничего предосудительного не имел. Это был вполне приличный способ для представителя обедневшего «патрицианского» рода приобщиться к богатству «экономических роялистов» Делавара.

Однако другой сын Рузвельта, Эллиот, в погоне за деньгами поставил отца в одно из самых унизительных положений, в каком только приходилось бывать американским президентам. Эллиот задумал проложить дорогу к быстрому обогащению путем создания собственной радиостанции в Техасе. Для финансирования предприятия он нуждался в займах. Банкиры, разумеется, охотно дали ему деньги под личные векселя. Среди кредиторов оказался один из состоятельных «экономических роялистов» Америки — Джон Хартфорд