Срок истекает на рассвете. Черные цветы Френсиса. Цивилизованные джунгли. Актеры-любители. Утром, в день святого Патрика. Десять нитей. «Шутка» - [82]

Он уже решил было повернуться и уйти, но взглянул на Натали. Она открыла сумочку и достала пудреницу. Этот жест взволновал его: что это — притворное равнодушие или какая-то трогательная доверчивость? Или еще что-то? В Митче заговорило любопытство, и он сел.

— Понимаете, — начал он небрежно, словно рассказывал самую заурядную историю. — Я случайно зашел в бар и увидел даму, хлебнувшую… ну, через край, что ли. Решил отправить ее в такси домой, но ни одной машины поблизости не оказалось. Кончилось тем, что дама уснула на моей кушетке, а утром ее и след простыл. Вот, собственно, и все.

— Это произошло в день святого Патрика? — уточнил внимательно слушавший Максуэлл.

— Да. Поздно вечером, по существу, уже утром.

— В таком случае, моя жена тут ни при чем. В тот вечер мы вместе с женой сидели у себя дома, в Санта-Барбара.

— Вместе? — осторожно переспросил Митч.

— Вот именно. — В голосе Максуэлла снова прозвучал вызов.

Митч удивлялся все больше и больше. Женщина пудрила нос с таким видом, словно все происходящее ее не касалось.

— Но, может, вы были вместе в одном доме, а не в одной комнате? — поинтересовался Митч.

— Не только в одном доме, но совсем рядом, мы разговаривали, и, если угодно, она прикасалась ко мне. — Джулиус Максуэлл с нескрываемой враждебностью смотрел на Митча.

«Ого, друг милый, да ты, оказывается, тоже лжешь», — подумал Митч.

— Возможно, я обознался, — спокойно ответил Митч. — Но странно, на этой даме сейчас тот же самый костюм, что и в день святого Патрика. («Посмотрим, что ты скажешь на это!» — мысленно потер Митч руки.)

— Послушайте, вы знаете, кто я? — угрожающе осведомился Максуэлл.

— Слышал ваше имя.

— Вам известно, что я человек влиятельный?

— О да, — любезно согласился Митч. — Даже на расстоянии от вас пахнет деньгами.

— Сколько вам нужно, чтобы забыть, что вы видели мою жену в ту ночь в Лос-Анджелесе?

Митч изумленно поднял брови.

— А сколько это может стоить? — поинтересовался Митч, начиная горячиться.

Их взгляды встретились.

«Какая чушь!» — мелькнуло у Митча; ему стало казаться, что он случайно забрел в кинотеатр и смотрит какой-то нелепый фильм…

Максуэлл встал из-за стола, сухо извинился и презрительно поглядел на Митча, словно на пса, которому говорят «тубо», приказывая оставаться на месте. Потом он решительно вышел из зала.

Оставшись наедине с женщиной, Митч быстро спросил:

— Что я могу сделать для вас?

Ее рука с длинными пальцами и покрытыми розовым лаком ногтями безвольно лежала на столе, и Митч не спускал с нее глаз. Пальцы не шевельнулись, рука не дрогнула.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — равнодушно отозвалась миссис Максуэлл.

— В конце концов, это ваше дело, — негодующе сказал Митч. — Я приехал сюда пообедать и не вижу смысла продолжать нашу беседу. Извините.

Он встал, уселся за свой столик и заказал обед.

Через несколько минут вернулся Джулиус Максуэлл: он остановился рядом с женой и торжествующе посмотрел на Митча. Нельзя терять чувства собственного достоинства, решил Митч; нужно спокойно пообедать и сделать вид, что эти двое вообще для него не существуют.

Ему уже принесли бифштекс, когда в зал вошел какой-то человек и направился к столику Максуэлла. Некоторое время они о чем-то говорили, потом Максуэлл поднялся, и оба подошли к Митчу.

— Вот этот тип, лейтенант, — произнес Максуэлл.

Они уселись по обе стороны от Митча, и он с трудом подавил ощущение, что попал в ловушку. Вытирая салфеткой губы, Митч спокойно спросил:

— Как это понять?

— Моя фамилия Принс, — ответил незнакомец. — Я из городской полиции. По словам мистера Максуэлла, вы утверждаете, будто миссис Максуэлл была в нашем городе вечером шестнадцатого марта и утром семнадцатого?

Митч, настороженный и готовый к отпору, отпивал воду маленькими глотками.

— Этот тип пытается меня шантажировать, — заявил Максуэлл.

— Что?! — Митч чуть не задохнулся от возмущения.

У лейтенанта полиции или того, кто выдавал себя за него, было длинное, худое, слегка искривленное книзу лицо.

— Ваша история разрушает ее алиби — вы это понимаете? — спросил он.

— Алиби? Какое алиби? — удивился Митч.

— Да перестаньте, Браун или как вас там! — сердито бросил Максуэлл. — Вы узнали мою жену по фотографиям в газетах.

— Я не читал здешних газет целых шесть недель, — огрызнулся Митч, лихорадочно пытаясь понять, о чем идет речь.

— Дешевая уловка! — усмехнулся Максуэлл, иронически поблескивая глазами.

— Уловка? — Голос Митча прозвучал довольно мягко.

Он понял, что тога апостола человеколюбия с него быстро сползает.

— Какое алиби? — настойчиво переспросил Митч, не спуская взгляда с полицейского.

— Вы хотите услышать это от меня? — вздохнул полицейский. — Ну что ж… Шестнадцатого марта, поздно вечером, некий Джозеф Карлайл был найден убитым в прихожей своего дома. (Навостривший уши Митч тут же вспомнил, что сегодня ему попалась на глаза заметка об этом убийстве.) Карлайл жил в уединенном месте каньона Голливуд-Хиллс. Видимо, он открыл дверь на чей-то звонок и разговаривал с посетителем в прихожей. Карлайл был убит выстрелом из своего же револьвера, который он хранил в столе. Убийца захлопнул дверь с автоматическим замком, забросил револьвер в кусты и скрылся, не замеченный никем.