Средство убеждения - [113]

Затем я подошел к тумбочке и снял трубку внешнего телефона. Набрал номер Даффи в мотеле.

– Вы по-прежнему готовы помочь? – спросил я.

– Да, – ответила она.

– В таком случае вы все трое нужны мне в особняке Бека. Приезжайте как можно быстрее.

После этого оставалось только ждать, когда они приедут. Я стоял у окна, вжимая зубы в десны пальцем, и следил за дорогой. Ричард и Элизабет таскали тяжелые коробки с патронами. Я посмотрел на небо. Только-только наступил полдень, а было уже темно. Погода еще больше ухудшилась. Ветер усиливался. Североатлантическое побережье, конец апреля. Погода непредсказуемая. Элизабет Бек вошла в комнату и поставила очередную коробку. Выпрямилась, тяжело дыша.

– Что будет дальше? – спросила она.

– Трудно сказать.

– А для чего этот пулемет?

– Мера предосторожности.

– Против кого?

– Против людей Куина. У нас за спиной море. Возможно, придется остановить их на дороге.

– Вы собираетесь в них стрелять?

– Если возникнет необходимость.

– А что насчет моего мужа?

– А вам не все равно?

Она кивнула.

– Я буду стрелять и в него, – сказал я.

Элизабет молчала.

– Он преступник, – продолжал я. – Он должен принять решение.

– Законы, которые называют его преступником, являются неконституционными.

– Вы так думаете?

Она снова кивнула.

– Во Второй поправке[8] все сказано ясно.

– Обращайтесь в Верховный суд. Не приставайте с этим ко мне.

– Люди имеют право носить оружие.

– А наркоторговцы – нет, – возразил я. – И ни в какой поправке не говорится, что можно стрелять из автоматического оружия в людном месте. Использовать пули, которые рикошетом отскакивают от стен. И поражают случайных прохожих. Женщин и детей.

Элизабет молчала.

– Вам когда-нибудь приходилось видеть, как пуля попадает в маленького ребенка? Она не входит в тело, словно хирургическая игла. Она сокрушает все на своем пути. Раздирает ткани.

Она продолжала молчать.

– Никогда не говорите солдату, что оружие – это хорошо, – закончил я.

– Закон выражается ясно, – слабо возразила Элизабет.

– В таком случае вступайте в Национальную стрелковую ассоциацию. А мне хорошо и здесь, в реальном мире.

– Он мой муж.

– Вы сами сказали, что он заслуживает того, чтобы сесть в тюрьму.

– Да. Но он не заслуживает смерти.

– Вы так думаете?

– Он мой муж, – повторила Элизабет.

– Как он осуществляет поставки? – спросил я.

– По шоссе I-95. Вырезает середину у дешевых ковров и заворачивает в них оружие. Возит их в Бостон или в Нью-Хейвен. Там его встречают.

Я кивнул, вспоминая волокна, которые попадались мне повсюду.

– Он мой муж, – в третий раз сказала Элизабет.

Я опять кивнул.

– Если у него хватит ума не стоять рядом с Куином, возможно, все кончится для него хорошо.

– Обещайте, что для него все кончится хорошо. Тогда я уеду отсюда. Вместе с Ричардом.

– Этого я обещать не могу.

– Тогда мы остаемся.

Я ничего не сказал.

– Поймите, это партнерство никогда не было добровольным, – снова заговорила Элизабет. – Я имею в виду Ксавье. Вы должны это понять.

Подойдя к окну, она посмотрела вниз. Ричард вытаскивал из «кадиллака» последнюю коробку с патронами.

– Моего мужа вынудили.

– Да, я догадался.

– Ксавье похитил моего сына.

– Знаю.

Подойдя ко мне, Элизабет посмотрела мне в лицо.

– Что он вам сделал?

В этот день я еще дважды виделся с Коль, которая готовилась к окончанию операции. Она все делала абсолютно правильно. Действовала как игрок в шахматы. Ничего не предпринимала, не просчитав последствия на два хода вперед. Так, например, Коль предусмотрела, что судья, которого она пригласила в качестве свидетеля передачи документов, не сможет принять участие в предстоящем суде военного трибунала, поэтому выбрала того, которого терпеть не могли прокуроры. Впоследствии это должно будет устранить одну лишнюю проблему. Коль нашла фотографа, которому предстояло фиксировать все действия. Она определила, сколько времени займет дорога до особняка Куина в Виргинии. Папка, которую я когда-то ей дал, теперь разрослась до двух картонных коробок. Когда мы второй раз увиделись с Коль, она как раз их несла. Коробки лежали одна на другой, и у Коль от напряжения вздулись бицепсы.

– Как держится Горовский? – спросил я.

– Неважно. Но завтра все будет кончено.

– Ты станешь знаменитостью.

– Надеюсь, не стану. Это дело навсегда останется засекреченным.

– Ну тогда знаменитостью в засекреченном мире. Тоже достаточно многолюдном.

– Что ж, в таком случае, наверное, я должна просить о том, чтобы ты устроил мне служебную аттестацию. Например, послезавтра.

– А сегодня вечером предлагаю поужинать вместе, – сказал я. – Нам надо куда-нибудь выйти. Отметить завершение дела. Посетить лучшее место, какое только мы сможем найти. Плачу я.

– А я полагала, ты живешь на продовольственные талоны.

– Я откладывал специально для этого случая.

– Тогда, наверное, у тебя скопилась порядочная сумма. Дело было очень долгим.

– Ты ползла медленно, словно улитка. В этом твоя единственная проблема, Коль. Ты дотошная, но чересчур медлительная.

Улыбнувшись, Коль подняла коробки выше.

– Напрасно ты отказался от свидания, – сказала она. – Я бы показала тебе, как медленно может быть лучше, чем быстро.

Она унесла коробки, и через два часа мы встретились в ресторане в городе. Это было очень приличное место, поэтому я принял душ и надел свежую форму. Коль пришла в черном платье. В другом. Без горошка. Просто в черном и блестящем. Оно ей очень шло, хотя Коль и не нуждалась в дополнительной помощи. В этом платье она выглядела на восемнадцать.