Средний возраст - [145]

— Дома?

Эрчжуан знал, что речь идет о Хоу Жуе, и глухо ответил:

— Старший брат Хоу у себя.

— А Хоу Ин? — вдруг неожиданно спросил Цай.

Эрчжуан был удивлен и озадачен вопросом, помедлив, он пробормотал в ответ что-то невнятное. Цай вошел во двор, но тут услышал за спиной глухой, как из бочки, голос Эрчжуана:

— У них был скандал. Хоу Ин устроили выволочку.

Цай обернулся и, нахмурившись, спросил:

— Наверное, вернулся Хоу Юн?

— А то нет! — гневно ответил Эрчжуан.

Цай, кивнув на прощание, скрылся во дворе.

10

Он пересек двор, вторая дверь налево, ведущая в квартиру Хоу, была полуоткрыта. На стук из комнаты раздался голос Хоу Жуя:

— Войдите!

Раздвинув портьеру, Цай вошел в комнату. Навстречу с книгой в руке, радостно просияв, поднялся Хоу Жуй; сидевший в углу на постели на груде одеял Хоу Юн отложил зеркальце, в которое, видимо, изучал собственную физиономию, и спустился с кровати. В соседней комнате Цай увидел задремавшую Хоу Ин, она была укрыта голубым махровым покрывалом; доносившиеся из приемника приглушенные звуки народной лирической музыки дополняли атмосферу мирной безмятежной жизни семьи. В душе невольно промелькнуло: «Что за чушь наговорил мне Эрчжуан! Выдумал какой-то скандал!»

Все трое уселись вокруг стола, дружески улыбаясь друг другу.

— Давненько ты не заглядывал к нам, дорогой гость! — с упреком сказал Хоу Жуй.

— Совсем закрутился, — пожаловался Цай. — То конференции, то встречи, а тут еще работа с иностранцами, надоело до чертиков…

— Чем же плохо работать с иностранцами? — с завистью поддел его Хоу Юн. — Знай себе наворачивай на банкетах!

— Где уж там! На десять встреч устроят дай бог один банкет. Это только со стороны заманчиво, на самом деле тоска смертная…

— Что ж, давай меняться! — нашелся Хоу Юн. — Уж я не стану жаловаться на скуку. Тебя бы к нам в нашу глухомань, вот где, братец, скучища!

— Да, представляю. Но вот, кстати, я обратил внимание, ваши заводские девушки и парни стали хорошо одеваться, они, пожалуй, заткнут за пояс любого кантонца и шанхайца, думаю, молодым людям с Ванфуцзина тоже далеко до них…

— Ба, да ты, я вижу, все знаешь. Ясное дело, драматург! Когда ты приедешь к нам на завод в творческую командировку изучать жизнь, я наймусь к тебе в секретари.

— Какой из тебя секретарь? — съязвил Хоу Жуй. — Ты же пишешь как слон брюхом! Если только устроишься по блату!

Хоу Юн, не обидевшись, рассмеялся в ответ. В этом «восходящем светиле» он чувствовал что-то загадочное, хотя знакомы они были больше десяти лет и он знал всю его «подноготную». Цай вырос в семье скромных служащих, среди родственников и друзей не было ни знаменитостей, ни деятелей культуры. Своим успехом он был обязан исключительно самому себе. Со студенческой скамьи, одержимый страстью к сочинительству, он без конца посылал свои рукописи в редакции газет и журналов, не отчаиваясь даже тогда, когда из ста рукописей девяносто девять возвращали обратно. В общежитии шутили, что Цай спит на самой высокой подушке, потому что кладет под нее свои отвергнутые писания… а теперь, кто б мог подумать, он прогремел на всю страну! Цай и наружности был самой невзрачной — щуплый, маленький, с большими от близорукости очками на носу, острым подбородком и широкими скулами. Но, несмотря на свою внешность, появившись на экранах телевизоров, он стал пользоваться успехом у женщин.

Как пришла к нему слава? Похоже, не с черного хода, а именно так, как рассказывал Хоу Жуй: сенсацию произвела его талантливая пьеса. Редко, да метко, не правда ли? Это еще куда ни шло, можно было понять, но то, что Цай, сделав имя, не стал, жить лучше, чем, скажем, Гэ Юхань, не укладывалось у Хоу Юна в голове. Хоу Юн знал об этом Гэ куда больше, чем его бывшие однокашники. Началось все с мелкой услуги: как-то Гэ попросил его привезти вина из Шаньси в обмен на бутылку дефицитного арахисового масла, которую он достал ему по рыночной цене. Теперь они часто встречались по делам, о которых остальные члены семьи и не подозревали. Хоу Юна коробили неприкрытая пошлость и самодовольство Гэ. Однажды после выпивки в ресторане, когда Гэ, шумно хлопая себя по высокому тучному животу, брызгая во все стороны слюной, наклонился к нему, довольно мурлыча: «Хороша у меня утроба!», Хоу Юна чуть не стошнило. Что из себя представлял этот Гэ? Он не был ни членом партии, ни ответственным работником, ни знаменитостью. Он числился учителем средней школы, но, не справляясь со своими обязанностями, не соответствовал даже этой должности. Но как он жил, как одевался и питался! Как он ухитрился свою жену, особу еще более вульгарную, чем он сам, перевести из кооперативной мастерской делопроизводителем в районный отдел культуры! Да, живя в нашем обществе, волей-неволей поверишь во всемогущество черного хода! Вот Цай Боду идет с главного входа, но, стяжав себе славу, и живет хуже Гэ Юханя, и работает больше, чем он!

— Да, кстати, как с работой у Е Юйцю? — вспомнив про супругу Цая, спросил Хоу Юн.

Вопрос был не случаен. После переезда в восточный район города ей приходилось тратить больше двух часов на дорогу до кооперативной мастерской, где она работала после окончания в шестьдесят шестом году школы.