Средневековый Восток - [46]

Покорив народы Южной Сибири, соседние с монгольской степью, Чингисхан в 1210 году начал войну с чжурчжэнями, и уже в 1215 году монголы заняли Пекин. За 1219–1221 годы была превращена в руины цветущая Средняя Азия и разбито государство Хорезмшахов. В 1223 году был нанесен решающий разгром ополчению русских князей, в 1226–1227 годах было уничтожено государство тангутов на северо-западных рубежах Китая, причем тангутов вырезали с особой жестокостью, а немногих уцелевших превратили в рабов. И наконец, в 1231 году основные силы монголов вернулись назад в Северный Китай и довершили в 1234 году разгром чжурчжэньского государства Цзинь. В дальнейшем основным делом монголов на китайском направлении стало завоевание южносунского Китая, на что ушло свыше сорока лет.

Цифра эта, если сопоставить ее с молниеносными темпами военных захватов в других районах мира, вызывает невольное уважение к сунскому Китаю — тому самому, что десятилетиями откупался от воинственных кочевников и этим сохранял мир на своих границах. Но когда пришел срок и понадобилось воевать, южносунский Китай все же сумел мобилизовать силы для отпора врагу. Напор монголов был силен, но только в 1276 году пала южносунская столица Ханчжоу, и после этого последние южносунские императоры оказывали сопротивление еще около четырех лет, в конечном счете чуть ли не на кораблях, которые вынуждены были отчалить от захваченной монгольскими войсками береговой полосы Южного Китая. Только в 1280 году Китай целиком оказался под властью монголов, и великий хан Хубилай стал китайским императором монгольской династии Юань (1280–1368).

Династия Юань просуществовала — если считать не формальные годы, указанные в китайских летописях, а фактическое господство в основной части Китая — свыше века, может быть, даже, для Северного Китая, около полутора веков. Это было едва ли не самое тяжелое время для Китая, по крайней мере после Нань-бэй чао. Можно напомнить, что монголы вообще склонны были истреблять всех, кто отказывался сдаться им добровольно. Но в сунском Китае сопротивлялись почти все, и тогда у них возник проект истребить китайцев пяти самых распространенных фамилий (а таковых в стране, где количество фамилий исчисляется немногими десятками, от силы сотней-другой, была едва ли не половина, во всяком случае это была весомая часть населения страны). И если эти кровожадные проекты не были осуществлены — во многом благодаря киданину Елюй Чуцаю, который был советником хана и настойчиво рекомендовал ему не уничтожать тех, кто может приносить регулярный доход, — то уж в рабство к монголам попало великое множество китайцев, особенно на севере. Пожалуй, никогда в истории Китая не было так много рабов, как по количеству, так и в процентах к остальному населению, как в период Юань. Не приходится и говорить, что экономика Китая к началу правления монголов (после полувека войн) пришла в упадок, земледелие и торговля были расстроены. Что же касается администрации, то конфуцианские чиновники были вынуждены уступить свое место монгольским ханам и военачальникам, а также малознакомым с Китаем выходцам из иных районов Азии, прежде всего из исламских стран. Китайцы севера и тем более юга страны считались монголами людьми третьего и четвертого сорта (после самих монголов и сэму-жэнь, то есть выходцев из других стран).

Потребовалось несколько десятилетий, чтобы Китай постепенно обрел привычную для него норму существования. На протяжении этих десятилетий с нарастающей активностью действовали свойственные ему ассимиляционные и адаптирующие факторы: восстанавливались нарушенные кочевниками земледелие, ремесла, торговля; рос объем налоговых поступлений (во второй половине Юань, по некоторым данным, налогов собиралось в двадцать раз больше, чем во времена Хубилая); в администрацию снова шли конфуцианские чиновники (с 1317 года начала функционировать система экзаменов); потомки первых монгольских правителей, нередко бравших китаянок в жены, постепенно превращались в обычных китайцев. Быть может, в иных условиях все эти процессы мало-помалу привели бы к тому, что монгольская династия в конечном счете осталась монгольской только по названию, как то случилось несколькими веками позже с маньчжурами в Китае. Но условия оказались неблагоприятными — как для китайцев, живших под монгольским игом и тяжело ощущавших это, так и для самих монголов, которые мало делали для блага управляемой ими страны.

Наиболее наглядно проявилось это в связи с потребностями ирригационного строительства. Хотя ирригационное земледелие не было главным либо жизненно важным для китайского сельского хозяйства, оно все-таки имело большое значение для страны, особенно после создания рисового пояса на юге. Немалую роль играла ирригация и в деле защиты населения от разливов рек, особенно наполненной лёссом своенравной Хуанхэ, периодически выходившей из берегов и затоплявшей страну, как то было, в частности, во времена Ван Мана. В функции любого китайского правительства входило заботиться о водном строительстве и вовремя ремонтировать каналы, дамбы, чистить русла и т. п. Монголы этим почти демонстративно пренебрегали. А конфуцианских чиновников, которые могли бы своими силами на местах что-либо организовать, действуя в соответствии с традицией, в стране долго не было. Неудивителен и результат.