Средневековый Восток - [32]

Суть этого процесса в гармоничном синтезе легизма и конфуцианства на конфуцианской основе. Для такого синтеза были, несмотря на кажущиеся антагонизмы между обеими враждующими доктринами, немалые объективные причины. Обе доктрины были социально ориентированными, рационалистичными, обе ставили во главу угла благо государства и народа и считали министров и чиновников важнейшим инструментом осуществления этой политики. Суть различий между ними сводилась к тому, что легисты размахивали кнутом, дабы покорить своей воле не понимающий собственного блага народ, тогда как конфуцианцы делали упор на пряник, стремясь управлять с помощью обрядов, ритуалов, этики и традиций. В синтезированном ханьском конфуцианстве нашли свое место и легистский кнут, и конфуцианский пряник, причем и то и другое — во имя единой общей цели, то есть укрепления централизованной администрации сильного государства, которая к тому же опиралась не только и не столько на насилие, сколько на веками отработанные нормы, традиции, на апробированную систему социальных и моральных ценностей.

У-ди вел активную внешнюю политику. При нем на севере были потеснены гунны, на юго-западе присоединена территория протогосударства Намвьет, на востоке захвачена часть Кореи. Но наибольшим успехом внешней политики У-ди следует считать путешествия Чжан Цяня, проникшего в поисках союзников против гуннов далеко на запад и описавшего многие страны Средней Азии (Фергана, Бактрия, Парфия и др.). После возвращения Чжан Цяня вдоль пройденного им маршрута была проложена торговая дорога — знаменитый Великий шелковый путь. Восточно-туркестанская часть этого пути с лежавшими вдоль него небольшими оазисами-прото-государствами была на некоторое время подчинена ханьской власти, распространившей свое влияние до припамирских районов. Торговля по Великому шелковому пути способствовала интенсивному культурному обмену: на запад, в Рим, шли китайские шелка и другие раритеты, на восток, в Китай, — некоторые сельскохозяйственные культуры (виноград, гранаты), изысканные изделия (стекло, драгоценности, пряности), подчас даже диковинные звери. Но наиболее ценившимся предметом китайского импорта из Средней Азии были знаменитые ферганские аргамаки. Собственно, с желания заполучить этих столь высоко ценившихся в Китае лошадей и начались походы У-ди на Фергану.

После смерти У-ди ханьский Китай вступил в затяжную полосу стагнации, а затем кризиса и упадка. В обстановке углублявшегося административного хаоса все большую силу приобретали так называемые сильные дома, то есть богатые землевладельческие аристократические кланы. Начиная с Хань, многие крупные чиновники вкладывали свои доходы в землю и тем самым становились частными собственниками. В условиях эффективной власти центра любой собственник четко сознавал, что его статус и престиж зависят от причастности к власти, тогда как его интересы собственника при этом второстепенны. Несколько иначе складывалась ситуация в условиях кризиса. Как представитель аппарата власти, чиновник должен был ограничивать интересы собственников, включая и собственные интересы. Но коль скоро казна пустела, а жалованье выдавалось нерегулярно или не полностью, чиновник, во-первых, начинал жестче давить на земледельцев, обирая крестьян, и без того обедневших, что вело к дальнейшему разорению деревни и углублению кризиса, а во-вторых, оказывал все большее внимание интересам частных собственников — в конечном счете своим собственным.

Неустойчивости власти способствовало отсутствие устоявшейся системы комплектования аппарата чиновников: с одной стороны, со времен У-ди в ряды бюрократической элиты выдвигались лучшие ученики столичной конфуцианской школы Тай-сюэ, с другой — все высокие должностные лица имели своих протеже, что сильно сказывалось на качестве администрации.

В самом общем виде критерий качества чиновника был незыблем с древности — в аппарат выдвигались «мудрые и способные». Но чтобы оценить кандидата на должность, требовались сведения о нем, то есть мнения знающих его людей. Так возник в ханьском Китае институт «общего мнения», просуществовавший несколько веков. Понятно, что на местах, откуда, собственно, и начиналось выдвижение кандидатов на должность, выразителями «общего мнения» оказывались не только в первую очередь, но практически почти исключительно те самые представители местной элиты, сильных домов. Имея возможность в хороших домашних условиях оттачивать свои конфуцианские добродетели и соперничая за право сделать служебную карьеру, они активно выдвигали на вакантные должности кандидатов из своей среды.

Постепенное тесное слияние, даже фактическое сращивание местной элиты с низшей (а затем и не только низшей) бюрократией в условиях ослабления эффективности централизованной администрации вело к перемещению центра тяжести политической жизни страны с центра на периферию. Местные сильные дома владели немалыми землями и большим количеством зависимых людей, прежде всего так называемых гостей (бинькэ, дянькэ, инкэ), работавших на земле хозяина в качестве арендаторов, батраков, подчас даже рабов, а также использовавшихся в качестве слуг и стражников. Словом, ситуация для молодой, институционально только складывавшейся империи была весьма затруднительной, в некоторых отношениях критической. Только решительные реформы могли выправить дело.