Средневековые легенды и западноевропейские литературы - [65]

Множественность источников и прототипов отдельных поэм и персонажей подводит нас к вопросу о путях возникновения и эволюции всей «Жесты Гильома».

4

Разветвленность «Жесты», обилие входящих в нее памятников первостепенного значения, глубина и широта ее идеологического содержания – все это говорит о том, что в основу сюжета ее не могло лечь какое-то одно историческое событие, пусть и достаточно яркое по существу. У «Жесты Гильома» не было какого-то одного сюжетного ядра. Их было несколько. Одни из них изначально были связаны с фигурой Гильома Тулузского, другие, возникнув вне какой бы то ни было зависимости от нее, затем с ней совместились. Последнее, например, хорошо иллюстрируется поэмой «Взятие Оранжа», одной из древнейших в цикле (мы имеем в виду ее сюжет, а не дошедший до нас текст). Но сначала обратимся к другим поэмам, генетически более связанным с историческим Гильомом. Уже у Эрмольда Нигелла Гильом выступает верным стражем интересов королевского дома и мудрым советчиком молодого короля. Таким он остается на протяжении всего цикла. Взаимоотношения с королем постоянно занимают героя, в каких бы приключениях он ни участвовал. Понятно, откуда этот мотив. Он продиктован и обстановкой при королевском дворе в пору правления первых потомков Карла Великого, и шаткостью положения первых Капетингов, долго и трудно утверждавших свое право на французский трон. Исторический Гильом действительно верно служил своему молодому королю, хотя и не совершал ради него всех тех подвигов, о которых рассказывается в поэмах.

С особой отчетливостью это проявилось в поэме «Коронование Людовика». Здесь перед нами – еще совсем молодой король, слабый, неопытный, трусливый. Что еще хуже – неблагодарный и несправедливый. Образ его – последовательное отрицание основных черт идеального монарха – Карла. Но события, описанные в поэме, – для Людовика хорошая школа. Поэтому в поэме, которая также одна из самых старых в цикле, столь большое место занимают вопросы прав и обязанностей государя. Об этом говорит сыну состарившийся Карл Великий в сцене коронования в Ахене, потом будет напоминать Гильом.

Проблема взаимоотношений вассала и сюзерена, возникнув в памятниках IX столетия, продолжала сохранять актуальность на всем протяжении эволюции эпической традиции. Можно даже сказать, что актуальность ее неизменно «нарастала»: идея безоговорочного подчинения монарху постепенно преображалась в идею почти равноправного договора с ним. Результатом этой эволюции явилось появление большого числа памятников о непокорных феодалах, не только ведущих открытый торг с королем, но и вступающих с ним в борьбу. Король не становился, конечно, как в пору Раннего Средневековья, «первым среди равных», но подчинение ему ставилось в зависимость от доброй воли вассала. Оправданием тому стали примеры плохих монархов, каким выступает в нашем цикле король Людовик. Королевская власть уступает ореол святости идее государственных интересов, пользы общего дела, идее Родины. Родина, «милая Франция», и власть императора при Карле Великом воспринимались нерасторжимыми; при наследниках Карла между ними пролегла заметная грань.

Рядом с этой магистральной темой мы находим уже в «Короновании» (и в еще большей степени – в ряде других поэм цикла, прежде всего в «Песни о Гильоме») мотив защиты христианского мира (= империи Каролингов) от натиска «неверных». Вообще это была одна из ведущих идеологических доминант всего французского героического эпоса. Но тема эта тесно связана с первой – с идеей постоянной помощи и поддержки слабого государя: Гильом, как и другие эпические герои, проявляет сноровку и героизм прежде всего в обороне отечества.

Опека монарха и борьба с «неверными» находят сильный импульс в мотиве неудачного, проигранного сражения. Этот мотив возникает в поэмах цикла постоянно. Чаще всего – это временное поражение, за которым вскоре же следует решающая и полная победа. Например, в поэме «Отрочество Гильома» дети Эмери Нарбоннского и он сам нередко оказываются на краю гибели; героев обступают сотни врагов, их кони убиты, мечи расколоты, щиты разрублены в щепы – и вот они уже в руках врага. Но в последний момент подоспевает помощь, они вновь на свободе и отважно рубятся с сарацинами. Приблизительно по такой же модели строятся и картины поединков самого Гильома или его сподвижников (нападают ли на них несметные полчища мавров или шайка воров, окружившая одинокого Гильома в глухом лесу): когда герои вот-вот падут под ударами противников, им удается собраться с силами и нанести всё решающий последний удар.

Рассказ о тяжелом поражении, о неравной битве был одним из сюжетных ядер «жесты». Пусть поражение Гильома Тулузского на реке Орбьё было почетным и даже в какой-то мере остановило мавританское нашествие. В эпической традиции оно было переосмыслено и претворилось в один из центральных, наиболее трагически напряженных и возвышенных эпизодов цикла. Происходит это после многих славных побед, после отвоевания у «неверных» богатых городов и мощных крепостей. На этот раз в сражении верх одерживают сарацины. Франки гибнут все до единого. Происходит это при топографически неотождествимом Ларшане или в предместье Арля Алискансе. Рассказывается об этом в первой части «Песни о Гильоме» и в более поздней поэме «Алисканс». Эту часть «Песни» считают не только древнейшим из дошедших до нас текстов «жесты», но и, возможно, древнейшим произведением всего цикла, хотя сохранившийся лондонский текст искажает первоначальную версию. Первая часть «Песни» знает не все детали легенды о Гильоме: Оранж еще не стал резиденцией графа, Гильом еще не наделен полным «набором» братьев и т. д. Но тем яснее древность мотива поражения. Здесь закономерно напрашивается сопоставление с «Песнью о Роланде».