Средневековые города Бельгии - [51]

II

Нам не стоит столь же подробно останавливаться на территориальном государственном устройстве лотарингских княжеств, как мы останавливались на фландрских. По существу, первые были лишь более слабыми копиями вторых. Их развитие — которое, впрочем, нам гораздо менее известно — не могло происходить — мы уже видели почему — в столь же благоприятных условиях. Арнульф Старый был уже крупным князем в то время, когда преемникам Ренье Длинношеего приходилось еще бороться за свое существование. До середины XI века они выступали лишь в качестве претендентов в борьбе со своим сюзереном, и их фактическая власть покоилась лишь на их наследственных поместьях, благодаря которым они могли содержать многочисленное рыцарство, необходимое им для того, чтобы оказывать сопротивление герцогам и епископам. Их аллоды были отданы в качестве феодов рыцарям (milites), их земельные богатства шли лишь на содержание войск. Ламберт Лувенский, желая примириться с епископом Бальдериком, предложил ему для его льежского диоцеза земли, которые он сумел добыть толька хитростью. Он захватил в плен графиню Валансьенскую, заключил ее в замок и не отпускал ее на свободу до тех пор, пока она не уступила ему деревню, которую он поспешил преподнести прелату[236]. Это положение изменилось лишь тогда, когда благодаря развалу в Империи лотарингским правителям удалось беспрепятственно присвоить себе регалии и завладеть графствами, — словом, захватить в свои руки государственную власть. Подобно фландрским графам, они стали тогда верховными судьями на своих землях и верховными фогтами над своими церквями; подобно им они окружили себя двором вассалов и «министериалов» (ministeriaies), и, наконец, подобно им они назначали кастелянов. Хотя их власть была еще некоторое время менее прочна, чем власть их соседа по ту сторону Шельды, хотя органы, через которые она осуществлялась, были менее совершенными и менее постоянными, хотя на их землях существовали еще почти независимые бароны (сеньоры д'Авены в Генегау и сеньоры Гримберг в Брабанте) — однако каждый из них стоял теперь во главе местной власти. Они не были уже больше простыми правителями, простыми potentes, даже сами их враги перестали называть их tiranni (тиранами) или praedones (разбойниками) и вынуждены были считаться с ними, как с законными князьями. Правление Рихильды в Генегау и Генриха III в Брабанте настолько знаменовало собой начало нового порядка вещей, что с их именами как в Генегау, так и в Брабанте связаны зачатки провинциальной историографии. До Рихильды (1070 г.) генегауские хронисты сообщали лишь благочестивые легенды о святой Вальдтруде или святой Альдегунде, а до Генриха III (1079–1095 гг.) брабантские летописи состояли из одних лишь каролингских преданий[237].

Положение различных небольших феодальных государств, образовавшихся в Лотарингии ко времени борьбы за инвеституру, было далеко не одинаковым. Расположенному на юге Генегау, прижатому к французской границе и стиснутому между епископствами льежским и Камбрэ, предстояло, казалось вначале, быть поглощенным ими. Но мы уже видели, что, несмотря на конфискации и ссылки, графам Ренье удалось удержаться. Их замок в Монсе (Mons castrati loci), который по гордому заявлению Гизельберта в XII веке был и всегда будет столицей Генегау[238], являлся, несомненно, лучшей крепостью того времени. С занимавшегося им когда-то места на вершине холма, по склонам которого расположился в настоящее время город, открывался вид на широкую и волнистую долину, пересеченную небольшими речками. Ни одна армия не могла продвинуться по этой стране, чтобы не быть тотчас же обнаруженной. В случае осады закрома замка, набитые до отказа продуктами, собиравшимися с окрестных земель, обеспечивали гарнизону обильное пропитание и позволяли ему, под защитой крепостных стен, терпеливо выжидать момента, когда голод принудит врага к отступлению[239]. Благодаря такому превосходному военному положению графы могли противостоять всем ударам и оказывать сопротивление Арденнскому дому, который император натравил на них. Брак Ренье V с внучкой Готфрида Пленника необычайно усилил влияние их дома. Когда в 1071 г. Рихильда, с целью добиться помощи льежского епископа Теодуэна, объявила себя вассалом его церкви, она владела уже, помимо графства Генегау, Валансьенской маркой и восточной частью Остревана[240]. Таким образом генегауская династия отныне так же прочно утвердилась на правом берегу Шельды, как фландрские графы на левом ее берегу. Река, отделяющая Францию от Германии, не была таким препятствием, которое могло бы помешать захватническим попыткам князей. Им, если можно так выразиться, ничего не стоило перешагнуть через границу, проведенную Верденском договором, не считаясь с ней; они приближались друг к другу, пользуясь тем, что, находясь теперь одновременно в зависимости и от французского короля, и от германского императора, они поставлены были в положение исключительно благоприятное в смысле свободы действий.

Неуклонно продвигаясь на запад, генегауская династия стремилась в то же время расширить свои границы на востоке в Намюрском графстве и в Арденнах. Отношения вассалитета, связывавшие ее с льежскими епископами, нисколько не стесняли ее независимости, а наоборот, оказались для нее вскоре великолепным предлогом для вмешательства в епископские выборы.