Средневековая андалусская проза - [129]

Шрифт
Интервал

, захвативших в то время власть на востоке Андалусии, перешли к Абд аль-Азизу, получившему прозвище «аль-Мансур», и Абу Амир испил из источника могущества аль-Мансура, утолив свою жажду, и без устали нес бремя государственных дел, не уступая его никому».

Рассказывают, что эмир Муджахид написал однажды аль-Мансуру послание, заключавшее лишь один бейт аль-Хутайи:

Не домогайся достоинств; поверь, не в них превосходство.
Ты сыт и одет к тому же. Зачем тебе благородство?

Когда это послание оказалось в руках аль-Мансура, тот так разгневался, что не мог ни сидеть, ни стоять и готов был выскочить из кожи, не говоря уж об одежде. Он велел позвать к себе Абу Амира и сказал ему: «Готовься встретить великую беду или немедля ответь на это послание». Абу Амир взял калам и начертал заголовок, как обычно, потом написал: «Во имя Аллаха, милостивого, милосердного» и продолжал:

Ругают рабы Низара своих господ благородных.
Уж так повелось от века: рабы поносят свободных.

И аль-Мансур утешился, и гнев его прошел, и он приказал написать указ о назначении Абу Амира вазиром, и тот получил множество мирских благ.

* * *

Одним из прославленных вазиров Андалусии был Абу-ль-Валид ибн Зайдун. Он родился в Кордове и возрос в дни смуты, когда городом правил совет из купцов и простонародья. Ибн Зайдун прославился как красноречивый катиб и чувствительный поэт. Он поднялся до невиданных высот, и речь его лилась свободно, так что он создал немало чудес, посрамив всякого, что желал бы сравниться с ним.

Он попался в когтистые лапы Абдаллаха ибн Ахмада аль-Маккави, одного из правителей Кордовы, который, будто коршун, налетел на него и бросил в темницу. Тогда Ибн Зайдун обратился к Абу-ль-Валиду ибн Джахвару, когда еще был жив его отец, Абу-ль-Хазм. Тот заступился за него и вызволил из беды, причислив к своим сторонникам, которые обязаны ему благодеянием. Рассказывают, что Ибн Зайдун написал в послании, которое отослал Ибн Джахвару, следующее: «Неужели ты, да возвеличит тебя Аллах, сорвал с меня покров своих милостей и лишил меня щедрот своей дружбы? Неужели ты отвратил от меня свой покровительственный взор? Ведь даже слепой видел, какие надежды я возлагаю на тебя, даже глухой слышал мои хвалы тебе, даже пораженный параличом ощущал мое доверие к тебе! Но это и не удивительно. Ведь тот, кто пьет оживляющую душу воду, может умереть, захлебнувшись, иногда погибает от лекарства тот, кто желает излечиться им, и беда может поразить осторожного оттуда, где надеялся он найти себе приют и безопасность. Однако я решил все стерпеть, сказав себе: «Кто ты, как не запястье, которое кровоточит от поранившего его браслета, или чело, уязвленное надетым на него венцом, или машрафийский гладкий меч, который мастер решил отполировать песком, поцарапав его, или самхарийское копье[190], которое положили прямо в огонь, чтобы выпрямить, но спалили его?» Упрек иногда бывает полезен: беда может утопить в пучине горя, но и может потом рассеяться, подобно удару судьбы, что «словно летнее облако, поражающее громом, но тающее»[191]. Господина моего, даже если он медлит и не спешит помочь мне, можно извинить:

Человеческих сердец он же не обкрадывал!
Огорчил он одного, тысячу обрадовал.

О, если бы мне знать, какой грех я совершил, что нет мне прощения! Ведь ведомо всем, что я невинен, — где же справедливость? А если я и согрешил, то где же милость? Я вижу, что со мною обращаются, по меньшей мере, так, будто я, словно сатана, отказался преклониться перед Адамом[192], или стал поклоняться золотому тельцу[193], или нарушил день субботний. А ведь я не убил вещую верблюдицу пророка Салиха[194], и не пил из реки, которой были испытаны воины Саула[195], и не вел против Мекки слона Абрахи, царя эфиопов[196]

Зачем душой человеческой ты так жестоко играешь?
Даже завистники сжалились над тем, кого ты караешь.

Так за что я страдаю? Ведь моя вина — донос недоброжелателя и сплетня негодного распутника. Я не стал обманщиком, после того как был искренним и правдивым другом и советчиком, не отдалился, после того как был приближен тобой, не строил тебе козни, после того как был твоим верным приверженцем. Почему же ты встречаешь холодом мою привязанность и отвечаешь ненавистью на мою любовь, — ведь меня одолел бессильный и передо мной чванится слабый, и даже рабыня, не носящая браслета, осмелится дать мне пощечину! Почему же ты не защитишь меня, прежде чем меня разорвут на части, и не придешь мне на помощь, прежде чем меня растерзают? Ведь я был украшен тем, что служил тебе, готов был отдать душу у твоего порога и совершал лишь похвальные поступки:

Разве лучшие касыды не тебе я посвятил?
Неужели стих не стоит самоцветов и светил?»

Ибн Зайдун написал также в заключении множество стихов, которые отправил Ибн Джахвару. Его друзья готовили побег, но после заступничества Абу Хазма он был освобожден.

* * *

Одним из катибов аль-Мутадида Аббада ибн Мухаммада, правителя Севильи, был Абу Мухаммад ибн Абд аль-Барр. Он известен как составитель замечательного послания о смерти Исмаила, сына аль-Мутадида. Говорят, что он написал его без подготовки. Однако завистники оклеветали его перед эмиром, и тот изменился к нему, лишил своего благоволения и заточил в темницу. Мне рассказывал один из моих учителей, что отец Абу Мухаммада, имам Абу Омар ибн Абд аль-Барр, услышав о заточении сына, явился в Севилью из Валенсии, где постоянно проживал, и, войдя к аль-Мутадиду, громко закричал: «Эй, Мутадид, отдай мне моего сына, где мой сын, скажи мне, Мутадид!»


Еще от автора Абу Мухаммед Али Ибн Хазм
Андалусская поэзия

Андалусская, или арабоязычная испанская поэзия (VIII–XIV вв.) — одна из ярчайших страниц мировой литературы. Стихи знаменитых андалусских поэтов — Ибн Зайдуна, Ибн Хафаджи, Ибрахима Ибн Сахля, Ибн Кузмана и др. — до сих пор пленяют сердца читателей своей верностью жизненной правде, высокой лиричностью, эмоциональным накалом. По ним можно проследить всю историю арабской Андалусии, вплоть до ее заката.


Ожерелье голубки

Арабская поэзия XI в, пытавшаяся первое время в Испании хранить старые традиции и воспевать никогда не виданного этими поэтами верблюда, постепенно под местными влияниями ожила, приобрела индивидуальный характер и, как это можно теперь считать доказанным, в свою очередь оказала могучее влияние на лирику европейских трубадуров. Вот на такой-то почве и возникло предлагаемое сейчас русскому читателю произведение Абу Мухаммеда Али ибн Ахмада ибн Хазма, родившегося в Кордове 7 ноября 994 года, — книга «Ожерелье голубки» (Тоукал-хаммана)


История завоевания Андалусии

Большое место занимали в средневековой арабской прозе, в том числе в андалусской прозаической литературе, книги историко-биографического характера, повествующие об «именитых мужахр — халифах, эмирах и полководцах, о их походах и завоеваниях, о посольствах и различных памятных событиях. Среди таких сочинений есть и исторические хроники, в которых по годам перечисляются все, даже самые незначительные события. Есть и труды, которые трудно назвать настоящими хрониками, потому что в них автор, отказываясь от беспристрастного тона «летописца», обращает внимание преимущественно на те события, которые ему особенно близки и интересны.Первым в Андалусии автором «аль-ахбар» (букв.: «хроника») был Абу Бакр Мухаммад ибн Абд аль-Азиз, по прозвищу Ибп аль-Кутыйя, потомок готской принцессы, внучки готского короля Витицы (в арабской графике Гитицы)


Рекомендуем почитать
Египетская мифология

Любой народ, любая эпоха по-своему пытаются объяснить окружающий мир, смысл жизни, выработать некую иерархию ценностей, - и создают свою мифологию. В египетской мифологии поэтичность доминирует над реальностью. Системный свод древнеегипетских мифов и легенд в литературно-художественном пересказе И.В.Рака продолжает традицию отечественных популярных изданий, посвященных наиболее значительным мифологиям Древнего мира, - Двуречья, Греции и Рима, Китая, Индии, Ирана.


Саладин Победитель Крестоносцев

Эта книга — о Салах ад-Дине, кто был благочестием (Салах) этого мира и веры (ад-Дин), о бесстрашном воителе, освободившем Святой Город от чужеземных завоевателей, о мудром и образованном правителе мусульман.


Счастливая соломинка

Японская культура так же своеобразна, как и природа Японии, философской эстетике которой посвящены жизнь и быт японцев. И наиболее полно восточная философия отражена в сказочных жанрах. В сборник японских сказок «Счастливая соломинка» в переводе Веры Марковой вошли и героические сказки-легенды, и полные чудес сказки о фантастических существах, и бытовые шуточные сказки, а также сказки о животных. Особое место занимает самый любимый в народе жанр – философские и сатирические сказки-притчи.


Нефритовая Гуаньинь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Новые записи Ци Се, или О чем не говорил Конфуций

Вашему вниманию предлагается перевод и исследование сборника коротких рассказов и заметок в жанре бицзи, принадлежащего перу известного китайского литератора XVIII века Юань Мэя.Рассматриваемая коллекция рассказов и заметок Юань Мэя известна под двумя названиями: "О чем не говорил Конфуций" (Цзы бу юй) и "Новые [записи] Ци Се" (Синь Ци Се). Первоначально Юань Мэй назвал свой сборник "О чем не говорил Конфуции", но, узнав, что под этим названием выпустил сборник рассказов один писатель, живший при династии Юань, изменил наименование своей коллекции на "Новые [записи] Ци Се".Из 1023 произведений, включенных Юань Мэем в коллекцию, 937 так или иначе связаны с темой сверхъестественного.


Приключения четырех дервишей

ББК 84 Тадж. 1 Тадж 1П 75Приключения четырех дервишей (народное) — Пер. с тадж. С. Ховари. — Душанбе: «Ирфон», 1986. — 192 с.Когда великий суфийский учитель тринадцатого столетия Низамуддин Аулийя был болен, эта аллегория была рассказана ему его учеником Амиром Хисравом, выдающимся персидским поэтом. Исцелившись, Низамуддин благословил книгу, и с тех пор считается, что пересказ этой истории может помочь восстановить здоровье. Аллегорические измерения, которые содержатся в «Приключениях четырех дервишей», являются частью обучающей системы, предназначенной для того, чтобы подготовить ум к духовному развитию.Четверо дервишей, встретившиеся по воле рока, коротают ночь, рассказывая о своих приключениях.