Среди монстров - [26]

Многие исследователи да и просто психологи хотели познакомиться с Мией, имя которой стало мелькать столь часто, но она сама отказывалась от любезных приглашений Богарта посетить тот или иной симпозиум. Она чувствовала, что еще не все вычерпала из этого колодца разврата, чтобы идти дальше. А если она засверкает своим прелестным личиком в газетах и журналах, она потеряет своих клиентов и место в борделе. Никто не захочет встречаться с психиатром-проституткой, использующей клиентов для написания исследований. У клиентов борделя уже есть собственный психиатр и сюда они приходят не за очередным устранением дефектов в мозгу.

Нина к ним не относилась.

Она, вообще, мало походила на клиента, хотя Эрик и оплачивал все ее часы, проведенные у Мии. А таковых за последние две недели накопилось несколько десятков, и все потому, что с той заключительной сокрушительной победы над врагами, когда был отслежена и взорвана лаборатория, где варился Жгучий Карлик, компания, не вылезая из «Геенны», праздновала свой триумф.

Зачинщиком буйных гулянок, разумеется, был Дэсмонд. Он пристыдил друзей за их размеренные скучные жизни стариков и заставил после праздничного ужина завалиться в бордель вспомнить старые добрые времена. Всеобщее торжественное настроение от долгожданной победы не обошло стороной даже ярого консерватора Рудольфа, который не устоял перед юным очаровательным соблазном с ненастоящим именем Моник. Всю ночь компания проводила в разных частях «Геены»: в клубе, в казино, в сауне, в борделе, а на утро расходились по домам, чтобы выспаться, прийти в себя и следующей ночью продолжить кутеж. Мужчины признались, что скучали по этому чувству грандиозного праздника. Они ощущали себя вновь молодыми и полными сил, словно впитали в себя жизнь уничтоженной банды.

И хотя Нина присоединилась ко всеобщему празднованию гораздо позже из-за восстановления после болезни, она быстро влилась. Вот только единственное место, где дозволялось да и хотелось быть – была комната Мии, где она проводила все то время, в течение которого мужчины развлекались отдельно от нее. Не пристало молодой девушке сидеть в компании выпивших мужчин, к тому же под воздействием наркотиков и в окружении шлюх. Даже издалека за этим наблюдать не стоит, и Нина не сопротивлялась, ее вовсе не прельщало смущать всех своим присутствием. Они заслужили празднования победы, а веселиться они умели лишь одним способом – по-мужски.

Мия встретила Нину чрезвычайно радушно и приняла с огромным удовольствием. Разумеется! Ведь к ней пришла невероятно интересная особа с точки зрения психоанализа! Сколько проблем можно накопать в ней, сколько секретов раскрыть! К сожалению ли к счастью, Мия быстро поняла, что имеет дело с чем-то очень странным мистическим и даже опасным. И спустя неделю уже подвергала анализу не сложный юный организм, а самого настоящего убийцу.

– Был у меня один парень, с которым надо было изображать мертвеца. Я наполняла ванну льдом и лежала в ней минут десять, чтобы охладить кожу. А потом лежала с закрытыми глазами, не шевелясь и едва дыша, пока он работал надо мной. Когда я сказала ему, что тут попахивает некрофилией, он бросился убеждать меня в том, что ни разу не видел покойников в действительности. Потом я узнала, что у него даже есть жена и дочь, и он говорил о них очень нежно и трепетно. Он рассказывал, как они втроем кормят уток в городском парке каждое воскресенье, и даже устраивают по вечерам музыкальный оркестр. Он не маньяк и не убийца. Он просто почитает смерть. Он боится ее, но в то же время и любит, как бы демонстрируя тем самым свое подчинение ей, дает добровольное согласие умереть в свой час, в надежде, что она проявит милосердие и не будет жестокой. Даже когда я играла роль покойницы, ты бы слышала, сколько ласковых слов он шептал мне, как деликатно целовал и трогал! Он не ненавидел меня, как основная часть некрофилов, которые поедают мертвецов в знак протеста смерти. Он любил меня.

Нина повернула голову набок. Мия сидела за туалетным столиком и подправляла макияж.

– Хочешь сказать, я – некрофил? – удивилась Нина.

Мия засмеялась.

– Нет, разумеется! Я хочу сказать, что смерть всегда завораживала людей. Древние египтяне, например. Они, вообще, каждый день проживали плотно, вплетая в него свою грядущую смерть. Всю жизнь откладывали золото, посуду, одежду, детские игрушки, благовония для того, чтобы пользоваться всем этим в загробной жизни, потому что та потусторонняя жизнь была не менее важна нынешней реальной. Но в то же время невозможно относиться к ней ровно так же, как к настоящей. Потому что смерть, как бы ее ни приукрашали, остается смертью, и всякому существу присущ страх перед ней на бессознательном уровне, потому что она противоестественна нам, ведь мы живые.

Мия накладывала румяна и рассуждала.

– Возьми другой пример – инфекционная гангрена. Мелкие вредные вонючие бактерии пожирают плоть и тем самым распространяют некроз. Это такие же бактерии, что населяют мир вокруг, и прав у них ровно столько же, сколько и у других организмов. Но они же просто омерзительны! Как представишь, что какая-то непонятная дрянь поедает тебя заживо, мурашки пробирают от отвращения! Так же и со смертью. Это столь же нормальное явление, как и рождение человека. Но сколько не храбрись, страх перед ней никогда не исчезнет. На самом дне сознания всегда будет лежать понимание того факта, что ты никогда не сможешь с ней смириться, никогда не сможешь ее принять, ровно, как и этих плотоядных бактерий.