Среди монстров - [25]

Томас слушал, не перебивая. Он хотел, чтобы Арн высказал все, что у него накопилось в мозгу в сознательной и бессознательной форме, потому что вся его информация имела высокую цену, пусть даже она звучала бессмысленно.

Томас снял перчатки и небрежно бросил их на стол. Золотой перстень с вращающимся диском в виде рулетки, обрамленный четырьмя изумрудами по краям и с одним большим бриллиантом в центре, являлся бессменным атрибутом Томаса. Вдоль диска огромными буквами было выгравировано слово «Игрок». Сам перстень имел многолетнюю историю, и возможно, даже был передан Томасу кем-то в далеком прошлом, это было понятно с одного лишь взгляда на этот шедевр. Таких перстней-произведений искусства больше не изготовляли. И его раритетность определенно значила нечто очень важное для Томаса, нечто, что знал только он.

– Да еще эта девчонка, – бросил невзначай Арн.

Томас напрягся.

– Девчонка? – переспросил он.

Арн тяжело вздохнул и снова заерзал на стуле. Он достал, наконец, из-под стола руки, в которых зажал этот злополучный шарф, словно нависшее над ним проклятие, Арн ненавидел его и в то же время что-то мешало ему избавиться от него.

Глаза Томаса тут же вспыхнули огоньком легкой озадаченности.

– Откуда он у тебя? – удивленно спросил Томас.

Арн проследил за его взглядом и понял, что Томас спрашивает про шарф. Арн усмехнулся. И вправду, откуда у такого солдата как он может оказаться шарф из превосходной тончайшей шерсти?

– Да вот как раз таки от этой самой девчонки.

– Можно?

Просьба Томаса прозвучала нелепо, но в то же время так почтенно. Томас всегда имел все, что хотел. Уж в его ли положении просить такую мелочь, как грязный шарф?

Арн размотал шарф с руки, облегченно вздохнув, словно избавился от непосильной ноши, и протянул Томасу. Тот взял шарф аккуратно и даже бережно, и начал разглядывать его с упорством ученого. Он ощупывал пряжу в разных местах, рассматривал рисунок и даже нюхал. Шарф уже давно потерял аромат женских духов, и, наверняка, пах сейчас не лучше, чем эта смрадная обитель. Но Томаса, казалось, это не волновало. Всем своим видом Томас демонстрировал, что этот шарф ему знаком, и он, словно потерял его когда-то давно, а теперь боялся поверить в то, что все-таки его нашел.

Наконец, Томас оторвался от изучения аксессуара, и поднял на Арна глаза, полные немого вопроса.

– Расскажи мне о ней! – потребовал Томас.

3. Настало время сеять хаос

Запах лавандового крема разнесся по спальне, и с каждым движением Мии, втирающей крем в руки, мягкие цветочные волны все больше заполняли пространство.

Нина лежала на расписанной индийскими узорами кушетке и смотрела в потолок. Из белоснежного он то и дело превращался в розовый с лепнинами по периметру, широкая кровать с тяжелым гобеленовым балдахином, украшенным золотой вышивкой, исчезала, а на ее месте возникала совсем другая – та, что была далеко от этого места и времени. Там, куда Нину отправляли волны лавандового запаха, была детская комната в мягких розовых тонах с тоннами плюшевых медведей и подушек с рюшами. Широкий гардероб содержал лишь девчачью одежду и школьную форму, а не секс-игрушки и костюмы для ролевой игры. Там не было ничего, что намекало бы на этот дикий извращенный дипломный проект, которому предалась та девочка в толстых очках, поившая невидимым чаем кукольный отряд.

Родители предопределили карьеру Мии за нее. Никаких вопросов о том, что ей нравится, или кем бы она хотела быть. Ребенку, рожденному в семье потомственных юристов, не из чего выбирать, он обязан идти по стопам предков. Но, как говорят, нашла коса на камень. И даже в столь интеллигентном роду с правильными понятиями о жизни и строгими убеждениями появился бунтарь, разрушающий многолетнюю безупречность фамилии. Неизвестно, каким образом Мии удалось вырваться из зацикленной петли, ведь ни ее брат, ни двоюродные братья и сестры не восстали против устоявшегося порядка, хотя юриспруденция была далеко не их мечтами. Наверное, здесь сработала та характерная особенность, что закладывается на генном уровне, и которую изучала Мия в рамках своей научной концепции. Мы не рождаемся пустышками, подобно бездушным куклам, мы уже в утробе снабжены работающим мозгом, а значит, и думать сами начинаем еще до того, как научимся осознавать происходящее в мире вокруг. Система ценностей и мировоззрения, что закладывают нам в мозг в раннем детстве, разумеется, формирует в нас ту личность, которой мы останемся до конца своих дней. Но если не брать в расчет то, что нам дано изначально, можно очень сильно ошибиться в этих ценностях. Видимо, Мия получила ген бунтаря, который доминировал над геном повиновения, и тем самым предопределил ее выбор профессии.

Мия грезила научной деятельностью и экспериментами над человеческой психикой, пусть и жестокими и даже сомнительными методами. Но она верила в свой успех, и его скорой реализации были подтверждения. Ее недавняя статья о влиянии порядка рождения детей на различия в родительском отношении к ним настолько понравилась научному руководителю профессору Богарту, что он немедленно опубликовал ее в университетском вестнике, а третьекурсники с кафедры детской психологии даже взялись провести эксперимент в доказательство ее выводов. И лишь научному руководителю Мии были известны источники этих прекрасных мыслей, что посещали голову студентки. Она откровенно рассказывала ему о том, что именно натолкнуло ее на ту или иную гипотезу, а профессор Богарт, если поначалу и был настроен достаточно скептически насчет ее затеи работать в борделе, все же быстро изменил свою точку зрения, после того, как Мия буквально завалила его своими неординарными теориями. Благодаря им профессор Богарт вышел в научных кругах из разряда закулисных менторов в лидирующие.