Среди богомольцев - [33]
После погрома византийского, греческая ученость начала быстро исчезать, энергия к наукам ослабела, и в этот период рабства Греции не произвела ничего замечательного. Афон мало помалу стал наводняться невеждами, которые смотрели на хранящиеся в библиотеках книги, как на старый, бесполезный хлам, и придумывали, какое бы сделать из него практическое употребление, более выгодное. Употребление скоро нашлось, и множество древнейших рукописей погибло безвозвратно. Монахи начали обрывками фолиантов заклеивать разбитые стекла в окнах, употреблять их на оклейку разных вещей и на переплёты новых книг. Часто, не находя в рукописях первых листков, мы спрашивали библиотекарей, куда девались эти листки, и получали наивный ответ, что их вероятно рыбы съели, Оказалось, что какой-то счастливец рыболов открыл, что пергамент рыба ест очень бойко и стал насаживать куски пергамента на удочку. Этим открытием воспользовались почти все рыболовы афонские и долгое время кормили рыбу учёными трудами Византии; рыба пожирала пергамент, а монаха в свою очередь съедали рыбу и только этим путём они проглатывали эллинскую ученость. Множество рукописей погибло при междоусобицах монастырских, когда греки, завладев чьим-нибудь монастырем, топили, жгли и закапывали в землю его библиотеку, чтобы и следа не осталось от прежних владетелей монастыря. Во время эллинского восстания, отразившегося и на Афоне (о чем будет речь впереди), монахи свои рукописи, вместо пыжей, забивали в ружья, или отдавали их пудами заезжим иностранцам из-за куска хлеба. Только в последнее время, когда ученые путешественники с жадностью стали кидаться на рукописи и предлагать за них огромные цены, афонцы смекнули наконец, что рукописи эти следует поберечь и завели даже библиотекарей, которых, в виде послушания, обязали присматривать за путешественниками, чтобы они не воровали и не портили книг [43]. Сначала дивились отцы, почему занимает франков (европейцев) это старье, когда есть книги новые, печатные и в красивых переплетах; но потом на них напал панический страх, чтобы в этом старье не нашлось чего, бросающего тень на Грецию и даже на св. гору. Под влиянием этого страха отцы, круто повернули дело в другую сторону, и так запрятали свои древности, что теперь не всякий археолог их отыщет: пусть, дескать, никому не достанется…
Теперь в большей части монастырей афонских есть две библиотеки: открытая и секретная. В первую впускают всех желающих, но в ней нет ничего замечательного: набраны для виду несколько негодных печатных книг и рукописей, которых не жалко, только чтоб отделаться от постороннего любопытства. В секретнѵю же библиотеку впускают только доверенных лиц, и то после продолжительных отнекиваний и отговорок, но за то здесь собраны все книжные богатства монастыря. Секретные книгохранилища обыкновенно помещаются или в подвалах, или в сводах церковных, и там, за крепкими затворами, в грязи и сырости, понемногу истлевает ученость древневизантийская. Мне пришлось побывать в этих секретных библиотеках и подивиться той небрежности, с какой монахи держат свои книги. Лишь только отворятся заветные двери, как оттуда уже повеет удушливою, могильною сыростью; внутри большею частью темно и, только приглядевшись, можно различить у стен огромные шкафы или полки с книгами, а иногда и просто груду книг, сваленную будто мусор в углу. Полки заросли тенетами, покрылись плесенью. Но вот путешественника усаживают, и библиотекарь начинает перед ним бесцеремонно вываливать книги из шкафов на пол. Подымается пыль, разлетаются ветхие листки книг и мириады мокриц и пауков в ужасе бегут в разные стороны; а между тем иначе пересмотреть книги невозможно, потому что они в несколько рядов покрывают одна другую. Рукописи все изорваны, обглоданы крысами и рыбами; в них стадами роятся разные насекомые, даже черви, – а грязи-то, грязи-то сколько!… В некоторых монастырях есть каталоги, неизвестно кем и когда составленные, но этим каталогам доверять не следует: они составлены по первым заголовкам книг, тогда как часто под одним переплетом сшито несколько рукописей разнородного содержания, которые поэтому не входят в каталог. Чтобы отыскать что-нибудь замечательное, нужно самому пересмотреть все рукописи, но много надо иметь терпенья и любви к древностям, чтобы по нескольку часов сряду просиживать и рыться в этих катакомбах. Лучшие на Афоне библиотеки, по чистоте и порядку, находятся в ЕсфигменѢ, Руссике, Зографе и Хиландаре, по богатству рукописей – в Ватопеде, Ивере и Лавре.
Рукописей своих монахи не читают, как потому, что мало интересуются чтением вообще, так и потому, что не могут разбирать древних почерков. Часто сам библиотекарь, показывая нам ту или другую рукопись, наивно спрашивал: на каком языке она написана: – на арабском, или турецком? и очень дивился, когда его уверяли, что книга написана на родном его языке греческом. Если так знает рукописи библиотекарь, выбираемый обыкновенно из ученых, то что же смыслит в них остальная братия? После этого неудивительно, что она смотрит на свои библиотеки, как на бесполезный балласт.
