Среда обитания приличной девушки - [66]

Шрифт
Интервал

На пропусках у нас стояли не только синенькие кубики и зелененькие полумесяцы, но еще и красные звездочки, которые губили все наши надежды на посещение зарубежа.


Так вот, бегу это я по коридору третьего этажа (там, где секретно), а народ не работает, а как-то мечется нервозно. И все куда-то под столы заглядывает. И в шкафы. И безнадежно, но упорно открывает ящики столов. Типа, ищет что-то небольшое.

Прибежала я в подвал к себе, а товарищи и рассказали, что ищут. Вот не зря я про твердотельный лазер. Стержни же рубиновые там. Не, они не очень дорогие, ну, баксов 100, 200 стержень может стоить. Разве ж это деньги в масштабах нашей Родины? Но вот растят их с помощью дорогих прибамбасов. Ежели, например, по методу Вернейля, то все в порядке, а уж ежели по методу Чохральского, так там платиновые тигли используются.

Вот такой-то тигель и пропал. Исчез. Фьють — и нету тигелька-то. Мне вам за платину надо рассказывать? Тигелек был не маленький, полулитровый. Я вот даже для интересу пошла и посмотрела, сколько такой тигелек сейчас стоит.

И стоит он, дорогие мои, тыщ четыреста. Тогда, конечно, деньги другие были, но машину на деньги за тигелек и тогда можно было купить.

А обнаружилось все совершенно закономерно — инвентаризация. Где тигель платиновый одна штука? Ан нет тигелька-то. Стали думать — а уж месяца три его никто не видел. Ну, не было заказов на рубиновые стержни. Стекло плавили, линзы разнообразные точили, а вот бедный Чохральский не надобился.

Три дня институт лихорадило, особенно наше крыло. Все косились друг на друга подозрительно, товарищи из первого отдела протоптали дорожки по нашим научным коридорам, даже милиция была замечена на этаже. Ученые морщили высокие лбы и пытались вспомнить, когда же они в последний раз лицезрели эту мерзкую лабораторную посуду. В каждый шкаф, в каждый ящик, в каждый угол заглянули сто тыщ раз. Тигля не было.

А потом он нашелся. На лестнице. В нем три месяца подряд товарищи хабцы тушили. Потому что слишком ретивая уборщица непредусмотрительно выкинула предыдущую баночку из-под кофе.

Глава шестьдесят первая

Шутка

Папа мой, Александр Васильевич, тоже там же работал. Только в другом отделе. Про папу можно отдельную книжку писать, он этого, несомненно, достоин. Но я не про папу сейчас, а про его друга Петрова. Казалось бы, папин друг какое имеет отношение ко мне? Разные ведь ареалы разведения? Ан нет. С папенькой в одном отделе мне работать не пришлось, а вот с Вовой пришлось.

Я уже давно хотела донести до народа эту историю, но все как-то сомневалась в том, что смогу описать по-человечески технические подробности. Однако не попробовать не могу.


Друг Петров — не просто такой себе приятель, а вовсе даже давний. Сколько лет они дружат, я точно не знаю, но началось это еще до моего рождения.

Вова до сих пор бодр и весел. Приходя в гости, он ласково, любя, спрашивает мою маму: «Ну, как живешь, гнида волосатая?», а в процессе проведения разнообразных рабочих экспериментов страшно матерится. В общем, весельчак.

Рабочее наше место находилось в подвале. Там и лазерные установки стояли. И только в некоторых комнатах были окна — такие, в виде горизонтальных бойниц, намертво законопаченные вековыми наслоениями пыли и грязи. Планировка — как у любого подвала — затейливая и странная. Потолки, опять же, низкие, два десять, не больше. А за углом, где стояли шкафы, вообще была ступенька, а расстояние от пола до потолка — два метра без хвоста. В этом же углу начинала свой путь узкая воздушная шахта, которая сначала поднималась сантиметров на семьдесят вертикально вверх, потом уходила метров на пять горизонтально, а потом опять устремлялась к небу и стремилась так аж до самой крыши. Над горизонтальной частью шахты (на первом этаже) и была расположена одна из комнат бухгалтерии, где работала тетечка, которую Вова незалюбил и над которой решил подшутить.

А шутку Вова придумал вот какую. Делается дымовуха, поджигается, Вова встает под шахтой, позиционируется, подпрыгивает так, чтобы рука вошла в шахту, и кладет дымовуху вбок, на горизонтальный шахтный рукав. Воздухоток, хоть и слабый, идет от нас наверх, дымовуха лежит себе, страшно дымит и воняет ровно у бухгалтерской дамы под ногами, дым просачивается через металлический в том месте пол — в общем, мы смеемся, она плачет.

Дымовуху он сделал сам. Взял кусок страшенной целлулоидной пленки, скрутил ее в трубку (это было непросто), сверху закрепил алюминиевой фольгой, и получилась эдакая конфетка. Предвкушая событие, Вова позвал товарищей смотреть. Поджег дымовуху, просунул руку в трубу и подпрыгнул. Но до горизонтали не достал. Тогда он подпрыгнул повыше — но до горизонтали опять не достал. А дымовуху и вниз бросить нельзя — у нас помещение непроветриваемое почти — и положить не получается.

В это время горящая дымовуха стала жечь Вове пальцы. И он подпрыгнул еще повыше, опять до горизонтали не достал, зато врезался головой в перекрытие. Следующую минуту он высоко подпрыгивал с увеличивающейся частотой, каждый раз впиливаясь башкой в потолок, но упорно не прекращая попыток. Глаза его стали безумными, изо рта вырывался мат вперемешку с шипением. И наконец он положил свой девайс.


Рекомендуем почитать
Он увидел

Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.


«Годзилла»

Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.


Облдрама

Выпускник театрального института приезжает в свой первый театр. Мучительный вопрос: где граница между принципиальностью и компромиссом, жизнью и творчеством встает перед ним. Он заморочен женщинами. Друг попадает в психушку, любимая уходит, он близок к преступлению. Быть свободным — привилегия артиста. Живи моментом, упадет занавес, всё кончится, а сцена, глумясь, подмигивает желтым софитом, вдруг вспыхнув в его сознании, объятая пламенем, доставляя немыслимое наслаждение полыхающими кулисами.


Меланхолия одного молодого человека

Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…


Ник Уда

Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…


Красное внутри

Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.