Среда обитания - [11]

– Давайте, – согласился Дронго, – итак, как они впервые на вас вышли?

– Позвонили ко мне в приемную. Там у меня сидят два секретаря. Регина и Замира. Регина считается, как бы поточнее сказать, главным секретарем…

– Личные вопросы можно задавать или на них есть табу?

– Хотите узнать, сплю ли я с ней? – сразу понял Деменштейн. – Да. И делаю это принципиально. Я считаю, что не могу полностью доверять женщине, если не знаю ее достаточно близко.

– Надеюсь, к мужчинам это не относится? И вы не станете требовать такой же близости от меня.

– Смешно, – хмыкнул Лев Давидович, – не волнуйтесь, вам ничего не грозит. Я убежденный гетеросексуал.

– У нее есть муж или друг?

– Вам не кажется, что это достаточно примитивный способ расследования? Простите меня, если я лезу не в свое дело. Но неужели вы думаете, что я сто раз не проверил все подходы, пока не обратился к вам?

– Убежден, что проверили. И тем не менее будьте любезны ответить на мой вопрос.

– У нее есть друг, с которым она встречается, – сдержанно ответил Деменштейн, – ей двадцать восемь, ему тридцать четыре. Он программист, работает на англичан. Говорят, что очень перспективный. Получает достаточно высокую зарплату. Несмотря на кризис, его не только не сократили, но и повысили в должности.

– Убедительно. Значит, первой на звонки отвечала Регина?

– Отвечает всегда Замира. Регина считается моим личным помощником. Но когда звонят и говорят, что беспокоят по личным вопросам, трубку берет Регина. Так было и в тот раз. Она взяла трубку и услышала предложение Вострякова о нашей встрече. Он сказал, что по личному вопросу. Не стал уточнять, по какому. Она ему в свою очередь пояснила, что у меня нет времени встречаться по личным вопросам. Иначе должен буду с утра до вечера заниматься проблемами своих сотрудников, которых у меня больше восьми тысяч человек.

– Сколько из них вы планируете сократить во время кризиса? – неожиданно спросил Дронго.

Деменштейн удивленно взглянул на собеседника.

– Вы начинаете меня озадачивать, – признался он. – Разве это имеет какое-нибудь отношение к нашей проблеме?

– Мы же сразу договорились, что я веду расследование так, как считаю нужным.

– Да, действительно. Согласно нашим планам, будут уволены около двух с половиной тысяч человек.

– Две с половиной тысячи семей, – сделал вывод Дронго, – такое количество недоброжелателей вы получите в ближайшие дни. Солидно.

– Я уверен, что никто из…

– Не нужно. Выводы я буду делать сам. Он снова перезвонил?

– Да. Сразу после первого письма. Регина мне об этом доложила. Я решил не придавать значения этим звонкам и письмам. В первом были только обозначены угрозы. Ничего конкретного. Все знают, что именно я стою во главе компании и, естественно, что был владельцем двух комбинатов, о которых говорилось в письме.

– Письмо сохранили?

– Нет. Уничтожил. Все три. Понимаю, что поспешил. Но у меня есть свои принципы. Зачем хранить письма, которые меня компрометируют, даже в самых надежных местах? В любом тайнике их можно найти. Самое надежное – это их уничтожить. Что я и сделал.

– Давайте дальше. Они прислали второе и третье письмо. Правильно?

– Верно. И тогда я понял, что имею дело не просто с шантажистами. После первого письма я еще на что-то надеялся. После второго сразу подключил нашу службу безопасности. Но все подробности не стал сообщать даже им. Письма читали только Регина и я. Остальным я пересказывал их содержимое.

– Что было дальше?

– Когда Востряков позвонил снова, мы уже были готовы и перехватили его телефонный звонок. На встречу он приехал один, пытался глупо маскироваться, надев парик и усы. Потом пытался так же глупо уйти от наших сотрудников, выскакивая из вагонов метро перед их закрытием. Как сказал Суровцев, это старый, бездарный трюк. Когда следит один человек, то иногда подобные затеи срабатывают. Когда следят пятеро или шестеро, это бесполезно. Они делятся, и половина все равно остается на перроне, ожидая, когда поезд тронется. В общем, они его довольно быстро вычислили, а потом вышли и на Неверова. Я сразу подумал, что такие материалы могут быть только у опытного профессионала. Либо у следователя, либо у прокурора, что, в общем, одно и то же. Когда мне рассказали о Неверове, я был доволен. Теперь я точно знал, кто именно пытался меня шантажировать.

– Почему сразу не захватили самого Неверова?

– Пытались вычислить, где документы. Хотя вы, наверно, правы. Нужно было сразу взять Неверова и заставить его говорить. Суровцев уверял меня, что при существующей фармакологии можно заставить любого человека дать показания.

– Почему тогда Востряков попал в больницу?

– Они ему просто не поверили. Он бормотал, что ничего не знает, а они не поверили… Иногда встречаются люди, которым удается проявить чудовищную силу воли и пытаться противостоять этим лекарствам. Один на тысячу. Но так бывает редко.

Дронго усмехнулся. Он знал об этой особенности. Попадаются люди с невероятной силой воли. Но есть и другие, на которых эти препараты действуют несколько иначе. Одним из таких «других» был и сам Дронго. Любой обезболивающий препарат действовал на него крайне неэффективно. Даже при работе обычного стоматолога требовались две или три ампулы обезболивающего. Врачей приводила в недоумение подобная невосприимчивость. Самое показательное, что такими же были его отец и дед. Нужно было вколоть лошадиную дозу снотворного, чтобы кто-то из них заснул, или сделать несколько уколов инъекции, чтобы не чувствовалось боли.