Сражение - [30]

Паркер повисел еще с полминуты, а затем стал двигаться. Размахивая ногами вперед и назад, начал качаться. Это усилило напряжение в руках, предплечьях и плечах, но только движение поможет продержаться еще некоторое время. Он подумал, что пока это все, что ему нужно. Он продолжал размахивать ногами перед собой, затем согнул их назад, выбросил вперед. Амплитуда качания становилась все больше и больше, и наконец, при резком движении вперед, ноги ударились о металл. Он сильнее прогнулся назад, затем сильнее вперед, снова коснулся металла. Опять согнул колени, резко выбросил ноги, качнулся назад так далеко, что слегка стукнулся лодыжкой о трубчатый стержень сзади. Снова качнулся вперед, на этот раз выбросив ноги повыше, чтобы они не ударились о металлический стержень впереди, вытянулся во всю длину, и при наибольшем размахе лодыжки попали на стержень и зацепились за него.

Теперь он горизонтально висел под решеткой, держась руками за одну из поперечен, зацепившись лодыжками за другую и прицепившись талией к третьей. С минуту отдыхал, счастливый, что перенес часть своего веса на лодыжки, а затем начал медленно передвигаться на руках влево. Он осторожно двигался так, пока не коснулся левой рукой перпендикулярного стержня, отходящего влево. Схватился за него руками, раз за разом передвигая их понемногу вперед и сгибаясь в пояснице, когда руки приближались к ногам. На минуту остановился, чтобы осторожно, одну за другой, передвинуть ноги по стержню, пока он не оказался уже не поперек лодыжек, а почти около колен. Подождал еще минуты две и поднялся наконец на верхнюю часть решетки и уселся там, свесив ноги и нагнувшись вперед, держась за следующий верхний стержень. Паркер чувствовал такую усталость, будто целую неделю выполнял тяжелую монотонную механическую работу.

Он взглянул вниз. Вроде бы все сделал правильно. На сцене лежали двое: один лицом вверх, другой — вниз. Тот, что лежал ничком, казался мертвым. Во всяком случае, задники с него еще не убрали, они закрывали голову и часть спины. Ноги были согнуты странным образом, не так, как у живых. Другой, с поднятым вверх лицом, лежал около авансцены. С него сняли задник и, очевидно, передвинули. Сверху было видно, что гласа лежащего закрыты, а его ноги сложены вместе, руки — по бокам.

Двое других стояли или ходили по сцене, выкрикивая приказы, иногда одновременно. Их голоса звучали зло и расстроенно. Паркер слышал, как они снова и снова выкрикивали, что “тот дурак” спрятался где-то в театре и его необходимо найти. Время от времени эхо возвращало крики из других частей театра, так что эти люди оглядывались.

Паркер сперва не заметил, но на мостике тоже кто-то был... Паркер насторожился. Наконец тот человек привлек к себе внимание, перегнувшись через перила, крикнул стоящим на сцене:

— Он был наверху, но сейчас его здесь нет!

Один из тех, на сцене, прокричал:

— Есть там другие выходы?

— Нет, только лестница, по которой я поднялся.

— Здесь должен быть еще какой-то выход.

— Нет, Марти. Я осмотрел, но ничего не нашел.

— А что над тобой?

Они смотрели вверх, но ничего не видели. Там, под потолком, не было никаких огней, только тусклый отблеск освещения сцены. Одетый в темное Паркер слился с тенями над решеткой. Парень на мостике снова крикнул:

— Здесь нет никакой лестницы, к тому же наверх никак не подняться.

— Тогда как он оттуда слез?

— Могу лишь предположить, Марти. Вероятно, очень быстро спустился по лестнице и прошел между нами во время неразберихи.

— Но здесь никто из посторонних не проходил!

— Должен был пройти, Марти, другого пути нет. Между моментом, когда сбросил этот хлам на наши головы, и моментом, когда мы включили свет, спустился по лестнице и прошел между нами. Это было совсем нетрудно, мы бегали по сцене, словно стадо сопляков.

— Хорошо, — ответил Марти неохотно, но соглашаясь. — Тогда спускайся живей. Этот ублюдок должен быть здесь, в театре.

Паркер начал движение. Между решеткой и потолком места было очень мало, поэтому перемещался сидя, медленно скользя вдоль стержней к задней стене театра. Очень медленно, чтобы не шуметь, не привлечь к себе внимания, а также из-за усталости. Ноги и руки отказывались работать, они не хотели ничего делать, только расслабленно висеть. Последняя перекладина подходила достаточно близко к задней стене, так что он мог сесть на нее, опереться о стену и передохнуть. Он оперся ногами о следующий стержень, предплечья склонил к коленям и опустил голову, пока она не коснулась рук. Сидел сжавшись, но по крайней мере не нужно было затрачивать усилия, удерживая себя на месте. Отдыхал и смотрел вниз, на сцену.

На ней появился старик. Он шагал взад и вперед, как плохой актер. На седых волосах отсвечивали огни. Руки почти все время держал в карманах пальто, только время от времени вынимал одну и нетерпеливым, каким-то индийским жестом подносил ее ко лбу, защищая от света глаза и свирепо вглядываясь в зрительный зал.

Паркер просидел наверху около двадцати минут, медленно набираясь сил, в то время как те, внизу, снова и снова обыскивали одни и те же уголки театра. Они продолжали кричать друг на друга, что он должен еще находиться в здании и не мог выйти, так как они осмотрели каждую щель. Со временем крики становились более громкими и резкими, будто они пытались убедить себя в том, во что больше не верили. Только однажды кто-то подошел совсем близко к Паркеру: метрах в пяти от места, где он сидел. Из отверстия в крыше вдруг скользнул желто-белый солнечный свет. Оказалось, кто-то стоящий наверху, на крыше, открыл люк. Солнечный свет терял яркость по мере того, как приближался к ослепительно освещенной сцене и не доходил до места, где сидел Паркер. Он никак не отреагировал, просто сидел и смотрел на отверстие. Если в люке покажутся ноги, придется встать и предпринять что-то по отношению к приближающемуся парню. В противном случае лучше сидеть неподвижно, ждать и наблюдать. Но внутрь никто не полез, а сверху раздался голос: