Спящий с Джейн Остин - [15]

Одной из них была Анушка.

Что ж, у нее не было маленьких рожек на лбу, но на этом и заканчивалась несхожесть Анушки с дьяволом. Она была злом… Нет, не так. Анушка была Злом. С большой буквы.

Она подплыла ко мне около шести часов вечера в одном лачугоподобном баре, называемом, представьте себе, «Лачуга». (В таком же оригинальном ключе главная шотландская национальная газета называется «Шотландец» (феминистки идут в задницу), хотя, возможно, к тому времени, когда вы это читаете, политкорректность уже заставила ее сменить название на «Шотландский сын чернокожей лесбиянки-матери-одиночки» или «Ежедневный безработный».)

— Купишь девушке выпить? — произнесла Анушка, подмигивая мне двумя голубоватыми ушками. Вечер был прохладным.

Так вот, в то время для Шотландии это была принципиально новая разновидность интродукции, я вас уверяю. Кому придет в голову просить шотландца тратить деньги столь ранним вечером? Но — как это неизбежно случается, — задавая вопрос, Анушка приподняла брови, и оттого ее уши немного пошевелились. Я воображаю, как вы пытаетесь проделать этот трюк прямо сейчас, сидя в своем кресле возле иллюминатора, но на вашем месте я был бы осторожнее: вон тот стюард, которому вы строите глазки, может неверно вас понять…

— Конечно, — сказал я. — Почему бы и нет? — Слова! Они всегда имелись у меня в избытке.

И действительно: а почему нет? Единственный ответ, просочившийся к тому моменту в мой разум, состоял в том, что с большим удовольствием я бы засунул свой горячий алый язык в холодное голубоватое ушко и завалил девушку на ближайшую подстилку. Но усилием воли я подавил в себе этот порыв; мы вышли из бара и побежали… Вернее, вышли из бара и похромали. Анушка слегка прихрамывала — видимо, в результате неудачной операции по выправлению раздвоенного копыта. Ее колченогая походка заставляла мочки ее ушей трястись и подрагивать… и не говорите мне, что эта фраза звучит не литературно! Она была сексапильной хромоножкой из глубин ада.

После стольких лет (и ушей) я так и не перестал удивляться странным находкам, обнаруженным мною в женских ушных раковинах. Те вещи, которые девушки хранят в своих головах, повергают меня в изумление. Это почти так же невероятно, как то, что они хранят в сумочках.

Временами я выуживал из ушной серы такие разные разнообразности, как ватные шарики, спичечные головки, обрезки ногтей, свернутые кусочки газеты, крупицы песка, а однажды — даже колос овса. Как-то я нашел искусственный зуб, внедренный в женский слуховой канал. Хлебные крошки, похороненные в сере, оказались незапланированным дополнительным лакомством. Предметы, которые робко поглядывали на меня из сосредоточия вожделения, сложно перечислить. Мне встречались маленькие серебряные шарики, которыми украшают свадебные торты, резиновые ленты, булавочные головки и одна штука, которая (я могу поклясться!) как две капли воды походила на отброшенный хвост ящерицы. Однажды — вы не поверите! — мой язык вернулся из очередного спелеологического путешествия по женским слуховым каналам с приклеившимся к нему миниатюрным изданием Библии! Нет, я серьезно!.. А в другой раз к моему языку (в подобном же путешествии) намертво прилипла почтовая марка, и, чтобы избавиться от нее, потребовалось вмешательство врача. Чего только не сделаешь ради любви.

У Анушки была маленькая квартирка в местечке, называемом Пип О'Дэй-Лейн, неподалеку от моей собственной берлоги (я имею в виду свое муниципальное убежище), и мы отправились туда в десять часов, едва закрылся бар. К этому времени, должен признаться, я уже изнывал. Когда вечер иссяк и огни в «Лачуге» померкли, ушные раковины Анушки начали мерцать, и голубой свет, который они источали, привел меня в исступление. Я едва мог держать себя в руках. Потом один местный житель жаловался, что кто-то размахивал полицейской дубинкой возле ограды бара, но я не думаю, что его изложение соответствовало реальному положению дел.

Едва мы вошли в ее квартиру, как Анушка оказалась в моих объятиях, а я оказался в ее ухе. А секундой позже я выдернул оттуда язык и заорал как ошпаренный кот. Мне показалось, что я погрузил свой первичный половой орган в кадку с кипящим маслом. Горячий тост — это даже не приблизительная метафора.

— Что за черт? Что это было? — наконец выдавил я, вытащив изо рта кусочек… чего-то. — Я чуть не подавился этой штукой.

Анушка застенчиво улыбнулась и пошевелила своим раздвоенным хвостом.

— Иногда мои уши становятся очень горячими, — призналась она, пожав плечами. — Я думаю, это потому, что там много серы.

Много серы, вот это да! Но язык мой болел нестерпимо. Я осмотрел остатки на своем пальце. Это и впрямь напоминало серу… или порох. Я поднес ее к носу и далее втянул немного в ноздри, словно нюхательный табак. Так что же это такое? Оно больше напоминало любимое вещество Сатаны, нежели ушной воск. Неудивительно, что уши Анушки пылали голубоватым огнем.

Я перепробовал все — холодные компрессы, ледяной душ и даже экзорсизмы, но Анушкино ухо оставалось для меня недоступно.

В исступленной ярости своего неистового желания я дошел до того, что надел на язык презерватив. Резинка зашипела и расплавилась.