Спящая красавица - [46]

Спящая красавица и нежный Дезире исполняли солнечный гимн всепобеждающей любви. Крылатые цветы, добрые феи, очарованные зрелищем, радостно приветствовали их. Все очень счастливы. Спящая красавица и Дезире темпераментно танцуют свадебный танец.

Такси подъехало очень кстати — они как раз выходили из театра. Аввакум махнул рукой, и машина остановилась.

По дороге Аввакум говорил о том, как замечательно она сегодня танцевала, и о том, что он просто возненавидел этого Дезире, а когда тот поцеловал ее, у него было непреодолимое желание свернуть ему шею.

Эти слова очень рассмешили Прекрасную фею и, положив на его руку свою, она слегка пожала ее. Когда машина подъехала к ее дому, она попросила его взять три ее букета и отнести их к ней в комнату — у нее озябли руки и сама она не в состоянии нести цветы. Аввакум поспешил ответить, что он с удовольствием выполнит ее просьбу. При этом он рассчитался с шофером такси и отпустил его. Хотя Аввакума просили проводить ее только до дому, она нисколько не удивилась этому.

Может быть, она просто не обратила на это внимания.

В то время когда она, роясь в своей сумке, искала ключ от квартиры, Аввакум воскликнул:

— Какую же я сделал глупость! Зачем было отпускать такси! У меня было такое чувство, будто я приехал домой, поэтому я и отпустил его.

— И правда, — сказала Прекрасная фея. — Какая досада! Но дело поправимое, у меня есть телефон. Позвоните на стоянку и вызовите другое.

— Благодарю, — кивнул Аввакум.

В доме было тепло и уютно, пахло духами. Кровать была застлана золотистым покрывалом.

— Давайте цветы сюда. — Мария распахнула дверь ванной комнаты. Аввакум положил букеты на умывальник и спросил:

— Что вы с ними делаете, с этими цветами?

— Ничего, — ответила Прекрасная фея, снимая пальто. — Ничего, — повторила она. — Я к цветам равнодушна и берегу их для Хари — он их потом складывает по-своему и рисует натюрморты. Однажды я выбросила один букет, и Хари был очень огорчен.

Она подошла к зеркалу и стала поправлять прическу.

— Так по какому номеру вызвать такси? — озабоченно спросил Аввакум.

— Погодите, — улыбнулась Прекрасная фея. — Сейчас я вам скажу. Присядьте, погодите немножко.

Она ушла в ванную и вскоре вернулась, одетая в пестрое японское кимоно. Подойдя к нему, она распахнула кимоно, и перед глазами Аввакума блеснула ее грудь — упругая, свежая, как у юной девушки.

— Вот тебе номер, — звонко засмеялась она. — Ты в состоянии прочесть? — С этим словами она обняла его за шею.

Это было прелестно и ошеломляюще. Пока он снимал с нее кимоно, она ерошила его волосы, а он подумал: «Курносая официантка и та не способна на такое бесстыдство».

Она продолжала лежать на измятом золотистом покрывале, а у Аввакума было такое чувство, будто что-то измялось в его душе. Что-то золотистое и очень красивое. «Прекрасная фея», — подумал он и грустно улыбнулся.

— Послушай, — сказал Аввакум, — у меня в пальто бутылка чудесного вина. Давай-ка разопьем его за успех «Спящей красавицы».

— Принеси бокалы, — тихо сказала Мария. Дальше эта история развивалась так.

Прекрасная фея залпом выпила свое вино и уже через пять минут спала глубоким сном — выпитые с вином капли, которые Аввакум отсчитал для нее, подействовали очень быстро. После этого он вошел в ванную, стал рыться в цветах, и в букете из красных гвоздик нашел то, что искал. Фотопленка была искусно намотана на зеленые стебли. Он оставил пленку на месте и придал букетам прежний вид.

Затем он вошел в комнату и надел пальто. Прекрасная фея крепко спала и даже чуть похрапывала. Что-то измятое в его душе снова причинило ему боль.

Сев в машину рядом с лейтенантом, Аввакум спросил:

— Кто из троих бросил будет гвоздики?

— Представьте себе, — сказал лейтенант, — это сделал шофер, который сшиб нашего старшего шифровальщика. Он бросил на сцену букет красной гвоздики.

Аввакум задумался. Неприятное чувство в душе не оставляло его ни на минуту.

— Немедленно арестовать его, — сказал Аввакум. — Сообщите полковнику Манову, чnо он может прекратить свою сердечную беседу с Хари и отпустить его с миром. Незаметно оцепите это место. Хари придет сюда, но задерживаться наверху долго не станет. Как только он выйдет из квартиры, тотчас же арестуйте его и наденьте наручники. — Он усмехнулся в темноте и добавил: — Конец.

И вышел из машины.

Аввакум медленно шел в направлении улицы Латинка.

В ночной тишине мягко падал густой пушистый снег.

15

Мне были нужны некоторые подробности для этоuj рассказа, и я спросил у Аввакума:

— А как ты узнал, что убийца — Хари? Ведь это же, разумеется, подробность. — Потом добавил: — И как ты разгадал подлинный смысл шифрограммы? И какую роль играла во всей этой истории Прекрасная фея? Аввакум рассказал мне:

— Когда я раздумывал в ту ночь, что известно мне и чего не знают полковник и лейтенант, то пришел к заключению, что речь может идти только о Хари и о Прекрасной фее. Тогда я вспомнил о той пуговице, которую Хари потерял в комнате профессора. Хари утверждал, что он потерял пуговицу «вчера», и я спросил себя: «Постой-ка, почему он употребил это „вчера“? В моей кинокамере была пленка, и я мог тотчас же проверить, действительно ли это было „вчера“. Я прокрутил фильм. На снимках, которые были сделаны в тот день утром, у Хари еще была его пуговица. А на последнем снимке она отсутствовала. Я взял топор, пошел на то место, откуда была „послана“ пуля. Разрыв в этом месте землю, я нашел примерно на глубине десяти сантиметров блестящую заостренную пулю. Затем я вошел в дом профессора и осмотрел стены его кабинета. Напротив двери, возле окна, я увидел электрическую розетку. Под нею стоял шезлонг, у шезлонга — маленький столик. В этом уголке профессор иногда отдыхал в летние дни. Но шезлонг стоял как-то неестественно по отношению к комнате и столику. Очевидно, он был недавно кем-то передвинут, чтобы можно было „что-то“ взять. Ты догадываешься, о чем идет речь? Хари входит в комнату дяди и стреляет ему в грудь — пуля была предварительно слегка поцарапана, — затем оборачивается и стреляет в окно, целясь в какую-то точку вблизи растущей напротив сосны. Потом вырывает тот листок из профессорской тетради с уже расшифрованной радиограммой, но в этот момент агонизирующий человек хватает его за полу. Хари отшатывается в ужасе, и пуговица его пиджака, зацепившись на ручку арифмометра, падает под кресло. То ли Хари не заметил этого в тот момент, то ли заметил, но был слишком напуган и растерян, чтобы из-за такого пустяка — разыскивать пуговицу под агонизирующим телом родного дяди — терять время. Все-таки его нельзя считать закоренелым убийцей, верно?