Спутники смерти - [97]

Дорога, на которую мы вырулили, была в ужасном состоянии. В асфальте зияли здоровенные выбоины. Я хотел развернуться в обратную сторону, но в черном автомобиле мгновенно раскусили мой маневр и так жестко подрезали, что я чудом избежал столкновения и свернул, куда им и надо было.

Ян Эгиль вертелся как уж на сковородке.

— Какого хрена тут творится?

Черный автомобиль пристроился сзади колесом к колесу. Я попытался разглядеть, кто там за рулем, но было слишком темно, и к тому же мне приходилось напрягать все силы, чтобы удержать машину.

Бац!

Теперь удар пришелся сзади, да такой резкий и сильный, что легкая "старлет" прыгнула вперед. Я еще раз обругал про себя Йенса Лангеланда, который пожалел дать мне внедорожник.

— В бога-душу-мать. — вскрикнул Ян Эгиль, резко развернулся, достал из кармана пистолет и прицелился, намереваясь выстрелить через заднее стекло.

— Ян Эгиль, не надо…

— Езжай давай! Гони вовсю!

Ба-бах! Ба-бах!

Сзади раздался звон, что-то разбилось, мы рванулись вперед, налетели на стойку распахнутых железных ворот, проскрежетали по ней всем боком и, ударившись о землю, приземлились уже за забором. Я быстро огляделся вокруг. Это была площадка, где стояли контейнеры — синие, серые, красные… Я переключил передачу и нажал на газ, одновременно лихорадочно ища выезд.

Но дороги не было, не было и асфальта. Мы выехали на гравий и заскакали по выбоинам и колдобинам. Вслед за нами, расшвыривая камешки из-под колес, тотчас вылетел черный автомобиль.

— Ты, мать твою, что делаешь? Это же ловушка!

— Так ты же вроде и хотел найти тихое спокойное место для разговора, разве нет? — огрызнулся я.

Я озирался вокруг, вертел баранку, попытался сдать назад. Но большой черный автомобиль снова приблизился к нам, на этот раз сбоку, и стал зажимать нас в угол, куда мы въехали из-за него буквально юзом. Я перебросил передачу и попытался улизнуть, но он словно прилип к бамперу "старлет" и наконец зажал нас между контейнерами, грузовой платформой и забором с натянутой поверху колючей проволокой. Мы уперлись капотом в грузовую платформу и остановились. Приборная доска горела еще пару секунд, но потом все погасло, мотор заглох, а из-под разбитого капота слышался слабый, но настойчивый свист.

Ян Эгиль рванул свою дверь, оглядываясь на черный автомобиль, согнулся в три погибели и выполз из машины, по-прежнему сжимая в руке темно-серый пистолет.

Я взглянул в боковое зеркало. Черный автомобиль вырос огромной преградой между нами и остальным миром. Вокруг нас раскинулся район Грурюдален, поблескивая огоньками, такими же далекими, как звезды в небе над нашими головами. Из высокой трубы поднимался белый дымок, и пахло чем-то кислым, мусором что ли. Нас освещали только огоньки с мачты ЛЭП, и то приглушенные окружавшей темнотой. Тех двоих, которые осторожно, как и Ян Эгиль, вышли из машины, тоже было не разглядеть толком — лишь темные мощные силуэты. Но в руках у них поблескивало, так что все было ясно без слов. Да, эти парни тоже пришли на нашу вечеринку во всеоружии.

— Эй, вы двое, — а ну оба из машины!

Поскольку Ян Эгиль уже был снаружи, я скумекал, что он имел в виду меня. Я глубоко вздохнул, всем телом ощущая неотвратимость происходящего, приоткрыл помятую дверь, развернулся, опустил ноги на гравий и медленно встал, прикрываясь, по примеру Яна Эгиля, дверью как щитом.

— Стойте там! — крикнул парень. Он повернулся ко второму, который стоял, прижимая к уху мобильный, и что-то в него говорил.

— Какого хрена вам от нас надо?! — крикнул я.

— Заткнись!

— Кому вы звоните?

— Заткнись, тебе сказали! — ответил парень и убедительно взмахнул своей пушкой. Она была значительно больше, чем у Яна Эгиля, насколько мне удалось рассмотреть с этого расстояния, это был автомат — их в сплоченных рядах организованной преступности было как грибов, и в Городе Тигров,[18] и в других населенных пунктах.

Они переговаривались о чем-то, но мы не могли расслышать. Я слегка повернул голову к Яну Эгилю и спросил:

— Это кто, как думаешь?

— Что не легавые — это точно.

— Ну, это-то я и сам понял.

Он не отрывал взгляда от вооруженных парней, неподвижно стоял — высокий, крупный, с пистолетом в руке, капюшон натянут на лоб, волосы прилипли ко лбу. Он напомнил мне торпеду, которая угрожает всему, что находится рядом, включая саму себя. От него веяло яростью, а по накачанным мускулам и бессмысленному взгляду угадывался человек, в течение долгих лет сидевший на больших дозах стероидов.

А ведь у меня в памяти еще свежа была картинка: маленький заплаканный мальчик в Ротхаугском жилом комплексе, которого мы с Эльзой Драгесунд забирали от матери июльским днем 1970-го. И меня вдруг осенило: а что, если это мы виноваты? Что, если это — результат двадцатипятилетнего вмешательства властей в его жизнь с целью сделать из него нового, лучшего человека или, по крайней мере, обеспечить ему место в обществе, чтобы мы с ним могли сосуществовать? Что, если это — единственное, чего мы смогли достичь, вершина нашего успеха?

— В какую хрень ты вляпался, Ян-малыш?

— Не называй меня так!

— Прошу прощения, но… Эти ребята — они по мою или по твою душу?