Спрут 6. Последняя тайна - [29]

Прокурор набрал номер начальника полиции, и через минуту вся миланская полиция была поставлена на ноги. Десятки патрульных машин и полицейских в форме и в штатском начали прочесывать квартал за кварталом в поисках похищенной женщины.

Сильвия сбежала по лестнице, крикнув полицейских своего сопровождения. Внизу она столкнулась с искавшим ее Давиде.

— Я еду на квартиру Марии, — кинула она на ходу.

Ликата устремился к своей машине и приказал сидевшему за рулем Браччо следовать за машиной Сильвии.

— Наверно, нам не стоит ввязываться в это дело. Предоставим расследование полиции, — возразил Браччо. — Вряд ли генерал будет доволен, — добавил он.

— К черту твоего генерала. Плевать я на него хотел! Поехали! — заорал Ликата.

Никогда еще Браччо не видел Ликату таким разъяренным.

У дома Марии уже стояло несколько полицейских машин и столпилась небольшая кучка любопытных. Среди жильцов дома и жителей соседних домов, продавцов окрестных лавок нашлось несколько человек, обративших внимание на то, как какой-то мужчина тащил к машине упиравшуюся молодую женщину. Номера машины, как водится, никто не запомнил. Полицейские записывали приметы похитителя, а Сильвия велела одному из своих людей — «художнику» тут же со слов очевидцев рисовать его портрет. Указанные свидетелями похищения приметы совпадали, и вскоре основа для фоторобота была готова.

Внешность у похитителя была легко запоминающаяся: лицо с приплюснутым, наверно, сломанным носом, смуглый, черноволосый, невысокого роста. Ругался и кричал на сицилийском диалекте. Словом, типичный южанин, сицилиец, не похожий на большинство миланцев. Это уже облегчало дело. Фоторобот тотчас передали в банк компьютерных данных министерства внутренних дел в Рим и оттуда, не прошло и четверти часа, поступил ответ: приметы совпадают с приметами ранее трижды судимого Сантино Рокки. Провел двенадцать лет в тюрьме, длинный список преступлений, в том числе похищения и убийства.

Сильвия просила передать, что следует объявить его в розыске по обвинению в похищении.

Неожиданно к Сильвии подбежал полицейский из одной из патрульных машин:

— Из Управления по радиосвязи сообщают, что похищенная уже обнаружена. Ее только что нашли в парке у водохранилища!

С включенными сиренами и мигалками все машины помчались к Идроскало. Мария полулежала на обочине опоясывающей озеро дороги. Одежда на ней была разорвана, юбка высоко задрана. Длинные темные волосы всклокочены, лицо покрывали кровавые ссадины. Она еще находилась в шоке. Когда к ней бросился Давиде и, обхватив за плечи, попытался поднять, она дико закричала и оттолкнула его.

— Это я — Давиде. Ты не узнаешь меня? — проговорил Ликата.

Но Мария с ужасом глядела на него и молчала.

— Мария, скорее опиши того, кто похитил тебя, — не отставал Давиде.

Подошедшая Сильвия отстранила Ликату и обняла Марию.

— Успокойся, Мария. Все уже позади. Не надо бояться, мы уже с тобой.

— Принесите одеяло! — крикнула Сильвия полицейским, — и вызовите «скорую».

Когда принесли из одной из машин одеяло, Сильвия укутала Марию и, склонившись над ней, продолжала нежно гладить по голове, утешая и успокаивая ее. Потом обтерла платком ее заплаканное вспухшее лицо.

Дождавшись «скорую», Сильвия и Ликата поехали с Марией в больницу. У отдельной палаты, куда ее положили, установили полицейский пост.

Когда Мария пришла в себя и немного успокоилась, Давиде продолжил свои расспросы, несмотря на протесты Сильвии. Мария рассказала, что похититель был один — описание его совпадало с приметами, сообщенными очевидцами, а насильников было двое.

— Большие, страшные, у одного рот полон золотых зубов, — сказала она.

Описать помещение, куда ее затащили, Мария не могла — было полутемно, потом она потеряла сознание. Где находится — тоже не могла сказать. Наверно, где-то неподалеку от места, куда ее потом привезли и бросили у дороги.

— Позовите ко мне Тано, — просила Мария, — я хочу его скорее видеть.

Тано, как зверь в клетке, метался по своей комнате. Сперва он долго ходил из угла в угол, потом начал барабанить кулаками в запертую дверь и требовать, чтобы его выпустили. В большом доме, куда его поместили, не было ни души кроме оставшейся сторожить его Феде. Вообще в дом, в целях конспирации, кроме генерала имели доступ только трое: Ликата, Браччо и Феде. В окружающем дом небольшом парке и на прилегающих улицах дежурили агенты наружной охраны.

На крики Тано пришла Феде с подносом в руках — она принесла Тано ужин. В таком состоянии своего подопечного она видела только в первый день, когда он пытался отравиться. Казалось, Тано сошел с ума.

— Сволочи! Подонки! — орал он. — Выпустите меня! Куда они все подевались? Почему никого нет?

— Вам надо поужинать. Вы два дня как ничего не ели, — проговорила Феде, протягивая ему поднос.

— Я болен, не хочу есть! — и Тано поддал поднос так, что весь ужин полетел на пол.

— Дура! Принеси мне чего-нибудь выпить! Чего-нибудь покрепче, живее!

— Не могу. Тут нет вина.

И когда Тано в неистовстве хотел наброситься на нее с кулаками, Феде пришлось показать ему пистолет и крикнуть:

— Назад! Стоять!

И она вышла из комнаты, заперев снаружи дверь на ключ и предоставив Тано продолжать бесноваться.