Спроси заклинателей духов - [7]

Все это было зимой. А сейчас раннее лето, море во льду, но шторм отогнал льды далеко на север. Это первый шторм, он нам на руку, на руку будущей навигации.

Всю ночь был шторм, и люди стояли на берегу. Игорь вышел из палатки и присоединился к ним. Он стал рядом и тоже смотрел на море, на первый шторм. Было что-то языческое в этой картине — высокие скалы, пенящееся море, гул ветра и шум разбивающихся волн, тонкий мечущийся дымок догорающего кострами молчаливые люди и красная полоска горизонта там, за морем.

Здесь, этой светлой полярной ночью, мне казалось, люди чувствовали свое родство с природой и стаяли потрясенные красотой ночи, моря и ночного солнца на горизонте.

Я тоже стоял у палатки и смотрел на море.

Сюда к морю, к нашей стоянке, еще вчера подошли пастухи со своим стадом оленей. Летом животные будут выпасаться на побережье, тут меньше гнуса, постоянные ветры, нет жары — хорошо тут летом и оленям, и людям.

За зиму пастухи соскучились по морю, по ветру, пахнущему морской капустой, и сейчас они стояли у яранг и очарованно смотрели…

Долог путь тундровиков к морю, и мы несказанно рады встрече. Правда, им тут кочевать по берегу до первого снеговея, а нам завтра, если утихнет шторм, сворачиваться и идти на север в Берингов пролив и дальше в Ледовитый океан.

Место это называется Угол Иноземцевой, у нас тут маяк. Мы не знаем, почему этот мыс так назван.

Наша лоцмейстерско-гидрографическая партия разбита на две группы. Мы арендовали белоснежную красавицу шхуну «Полюс», первыми после зимы вышли в плавание и сейчас высаживаемся группами на берегу и на островах, вводим в строй световые и радиомаяки, и когда вся работа будет закончена, наш участок Северного морского пути станет открыт для навигации и следом за нами потянутся суда с генгрузом — углем, техникой, сгущенкой, спиртом, банками-склянками, фруктами-продуктами.

Нас с Игорем высадили вчера, и «Полюс» ушел на другую сторону залива высаживать второй отряд, числом побольше, там вдвоем не управиться.

Игорь — начальник экспедиции, он так решил, и решил правильно. И сейчас тут на берегу он не чурался никакой черновой работы, хоть и начальником был, хоть и «оттащить-притащить» — это моя прямая забота, а его — радиодело, всякая-разная электроника, и я как глянул на проводочки, так и ахнул — тут сам черт ногу сломает.

Конура, где всю зиму хранились батареи к маяку и техническое оборудование, построена под мачтами радиоантенн, и свободной от ящиков площади пола там всего-то было не больше двух метров, и мы удивились, что этот уголок застелен оленьей шкурой. Тут же обнаружили огарок свечи, пачку чая, спички и кружку. Больше ничего не было. Но и этого достаточно, чтобы определить — сарайчиком зимой пользовались как избушкой каюры, охотники или просто проезжий люд.

Но нам хотелось, чтобы на нарте было двое — каюр и его молодая спутница. Им радостно в дороге, в солнечном морозном апреле, им счастливо. Но вот к вечеру их настигает пурга. В апреле пурги часты, они влажны и теплы.

Снег отовсюду — мокрый, липкий, собакам трудно идти. Но на пути возникает наш сарай-склад. Каюр решает переждать непогоду здесь. Он привязывает нарту, отпирает конурку, и вот уже шкура на полу, огарок свечи на ящике с батареями, примус гудит, чай кипит, тепло, и рад каюр, и рада его молодая спутница.

После трудной дороги, доброго чая, в тепле и затишье они гасят свечу, у них целая ночь, и они любят друг друга, и говорят нежные слова, говорят тихо-тихо, и им слышно, хотя пурга воет за дверью, шумит, неистовствует, и собаки уже под снегом — спят под снегом, их занесло, и склад наш заносит, но путникам хорошо, хорошо им вдвоем, и мы рады, что в прошлом году сколотили эту времянку — вот ведь как пригодилась людям!

Нас с Игорем устраивает только такая версия, на другую мы не согласны, и мы с надеждой ищем следы женщины — зеркальце, или губную помаду, или бусинку — что-нибудь, хотя прекрасно знаем, что никому из тундровых женщин не нужны помады, зеркальце, пудра или духи.

— Все было именно так! — твердо говорит Игорь, почти приказывая, как начальник, верить мне в это, и я вижу, что он боится, как бы наша легенда не растворилась в суете быта, не разбилась бы вдрызг, опустившись на простую реальную землю.

— Да, да, — отвечаю я, — а как же иначе? Именно так!

И он улыбается. Я тоже рад. Рад счастью тех двоих, рад, что рад Игорь, рад бушующему морю, и рад я пастухам, и рад, что хорошо идут работы, рад, что все здоровы, и рад завтрашнему солнцу, и рад, что мы уйдем в пролив, где вода под солнцем изумрудно-зеленая, и очень я рад, что нигде в Арктике нет такой глубокой зеленой воды.

Утро действительно было солнечным, но ветреным, и шторм утих лишь к полудню, когда в залив вошла наша белоснежная шхуна, и пастухи были ошеломлены такой красотой — белый двухмачтовик на черной воде и снежно-голубые сопки на горизонте.

Мы не стали дожидаться бота с судна, а вышли ему навстречу на «ледянке» — легкой двухвесельной дюралевой лодке. Лодка предназначена к маневрированию во льдах, в тихой воде, к высаживанию гидрографических десантов, когда неуклюжему боту труднее в узких разводьях среди льдин.