Спроси у реки - [35]

– Снимал.

– Есть чего-нибудь такое? Ну, сам понимаешь.

– Есть.

– Ладно, не переживай. Никто ничего не узнает.

– Я не переживаю.

– Вот и славно. Ничего с телефона не удалял?

– Не знаю. Я с ним еще не совсем разобрался.

– Ничего, восстановим, если понадобится. Значит, сделаем так: завтра придешь с мамой в полицию, и мы весь твой рассказ там запишем. Покажешь, где вещи нашел?

– Покажу. И лодку покажу.

– Кражу на тебя мы вешать не будем, я обещаю, но завтра старший лейтенант, – Посохин указал на Жарких, – проведет с тобой серьезную воспитательную беседу. Придете в полицию в десять часов утра. Дежурный вас проводит в мой кабинет. Там со старшим лейтенантом и поговорите.

Посохин поднялся со стула и перенес его к обеденному столу, точно на то место, где он прежде стоял.

– Извините за беспокойство. Служба! Жарких, на выход.

– До свидания! Извините, – сказал старший лейтенант, который как показалось Посохину, уже начисто забыл, с какой целью он сюда прибыл. Он не сводил глаз с Анны.

«Если верить древним индусам, которые считали зеркалом души ноги, – подумал Посохин, – душа у девушки должна быть красоты замечательной».

Татьяна Владимировна, вероятно еще не веря, что все плохое осталось позади, нервно теребила на блузке верхнюю пуговицу.

– Может, чаю? – неожиданно спросила она, поднимаясь с дивана.

– Нет-нет, спасибо! Уже очень поздно. Мы пойдем. Всего доброго!

Посохин слегка подтолкнул Жарких к выходу.

– До свидания! – услышали полицейские уже на веранде голос Анны.

Старший лейтенант развернулся, и хотел было ответить, но майор хлопнул его пониже спины.

– Давай топай!

Жарких сбежал по ступенькам во двор.

– Шеф, а может парня возьмем с собой и сразу за остальным барахлом смотаемся?

– Никуда оно за ночь не денется, если еще там.

– А если пацан сейчас туда побежит и вещдоки уничтожит?

– На хрен они ему сдались? Да и мать теперь его неделю от себя никуда не отпустит. Не дергайся.

Когда они сели в машину, Посохин достал из ниши на дверце металлический термос.

– Чай будешь, орел степной?

– Как говорится, и чай годится, коли жрать нечего! Я же сегодня весь день или за рулем, или на ногах. Даже перекусить времени не было. Так, в городе на ходу мороженое съел и все.

Посохин протянул старшему лейтенанту завернутый в фольгу сверток.

– Чего это? – с подозрением глянул на него Жарких.

– Бутерброт или сэндвич. Называй как хочешь.

– А с чем?

– Он еще спрашивает? С бужениной, кажется.

– Буженинку я люблю! – воскликнул Жарких, разворачивая сверток. – О, даже листик салата есть. И огурчик еще! Классная у вас жена, Павел Петрович. И фактура, и заботливая. Обзавидуешься.

– Можно подумать, что среди твоих подружек нет ни одной душевной и одновременно физически привлекательной барышни.

– Была бы – я женился бы уже.

– По-моему, ты к своим девчонкам несправедлив.

– Почему? Можем разобрать каждую персонально. Вот вы на кого посоветовали бы мне обратить особое внимание?

– Ну, если чисто утилитарно подходить, то, пожалуй, на Ирину.

– На какую? Петелько или Трепыхалину?

– Петелько. Вторую я не знаю.

– Да видели вы меня с ней! Сексапильная такая блондинка. Причем натуральная. Попка – обалдеть!

– Знаешь, вспомнил. Как только ты про попку обалденную упомянул, я сразу вспомнил. Ох уж эти мужики! – с сарказмом произнес Посохин и покачал головой. – Только одно у них на уме. Вы возле почты тогда стояли, да? На ней была шляпка из голубой соломки и белые джинсы.

– Точно!

– Нет, эта не пойдет.

– Почему?

– Ты же от девчонок в теле нос воротишь. А эта Ирина лет через шесть толстеть начнет и со временем превратится в Раю Квасову. Я имею в виду телосложение, а не характер. Хотя и такое не исключено. Ей сейчас, наверное, лет двадцать?

– Ирке? Двадцать один.

– Думаешь, я на счет ее будущих объемов ошибаюсь? Ты ее маму видел?

– Нет, а что?

Жарких перестал жевать и замер с открытым ртом, уставившись на Посохина.

– Обязательно посмотри. Если ее мама толстушка, то почти наверняка и дочку ждет та же участь. А если и папа с пузом, то девяносто девять процентов из ста, что ее разнесет и, самое позднее, годам к сорока борьба с лишним весом станет главной целью ее жизни.

– Можно развестись потом.

– Тогда и жениться незачем, если ты уже в уме развод держишь. Дело в тебе, Серега, а не в твоих подругах. Есть, есть среди них хорошие девчонки. Это я тебе как старший товарищ по полу говорю. Кстати, знаешь, почему американцы такие толстые? Они за год съедают тринадцать миллиардов сэндвичей.

– Павел Петрович, это вы специально, чтобы я подавился?

– Просто информация к размышлению.

Глава 22

– Давненько вы у меня не были, – сказал Марков, усаживаясь в обитое кожей массивное кресло. Он всегда в нем располагался, когда в мастерскую наведывались гости.

– Почти месяц.

Рыбакова задорным мальчишеским движением поправила прическу на затылке.

– Что вы стоите? Садитесь, – сказал Марков, указывая на оранжевое кресло-мешок.

– Благодарю. А новые работы у вас есть?

– Конечно. Для этого и живем.

– Тогда усаживаться с вашего позволения пока не буду. Можно посмотреть?

– Сделайте одолжение.

Валентина Васильевна с интересом окинула взглядом просторное светлое помещение. На противоположной стене она заметила четыре любопытных этюда, которых в прошлое ее посещение мастерской там не было. Она подошла к ним поближе.