Спроси свое сердце - [6]

Ванная, находившаяся на этом же этаже, была столь же древней, что и кухня. Джейн покачала головой, едва увидев облупившуюся эмаль на ножках ванны и проржавевшие трубы. К счастью, в туалетной комнате все же присутствовало устройство для спуска воды. Однако в результате осмотра губы Джейн тронула ироничная улыбка: именно мелочи делали продажу этого дома задачей почти невыполнимой.

На втором этаже располагались еще две комнаты в правом крыле, образующие своего рода небольшую галерею в виде буквы Г.

Повинуясь какому-то странному влечению, Джейн подошла к ближайшей комнате и открыла дверь.

Без сомнения, то была спальня старухи, хотя какие бы то ни было признаки, хранящие печать личности хозяйки, отсутствовали. Мебель была темной и тяжеловесной, огромную кровать, наводящую на мысль о вымерших гигантах, покрывал плед, а стеганое одеяло явно знавало лучшие дни. Что за унылая комната, подумала Джейн и рывком захлопнула дверь.

Оставалась последняя. Джейн быстро пересекла коридор, влекомая неосознанным желанием побыстрее покончить с осмотром, и только взялась за дверную ручку, как снова ощутила необъяснимый ужас. Она отдернула руку. Но что-то, какая-то неведомая сила, заставила ее, преодолевая страх, приоткрыть дверь.

Собственно, она приоткрылась сама, стоило Джейн лишь коснуться ручки. Чувствуя, как ее сердце проваливается куда-то, Джейн сделала мучительный шаг вперед, пытаясь одновременно восстановить дыхание и быстро оглядеть помещение.

Это была детская.

На ватных ногах Джейн прошла в комнату, трясущимися пальцами коснулась белой детской кроватки-качалки. В груди у нее все болезненно сжалось при взгляде на чистейшие белые простыни, на изящный розовый и белый орнамент, покрывающий подушку. А когда она увидела самодельные игрушки, выполненные мастерски и с великой любовью, Джейн показалось, что она разрыдается. Открывая лежавший на груде выглаженных ползунков дневник, куда родители обычно заносят все события в жизни младенца, Джейн уже знала, что увидит.

Страницы дневника оказались чистыми.

И это было красноречивей любых слов. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: в детской никто никогда не жил. Не было здесь ни царапин на светлой мебели, ни карандашных каракулей на обоях, ни поломанных игрушек.

Волна симпатии к старой миссис О’Брайен охватила Джейн. Что за несбывшиеся мечтания хранила эта комната? Какую невысказанную сердечную боль?

Неожиданно глаза молодой женщины наполнились слезами. Она постаралась сразу же взять себя в руки и подошла к огромному окну, из которого открывался прекрасный вид на залив и далее на всю океанскую синь до самого горизонта. Даже сквозь стекло солнце грело нещадно, и она расстегнула пуговицы пиджака, буквально купаясь в ласкающей взор красоте и мечтая о том, чтобы голову ее посетили более приятные мысли.

Однако ничто не могло отвлечь от переполнявшего ее душу чувство горечи. В конце концов Джейн удалось справиться с навалившейся слабостью, и она обнаружила, что не отрываясь смотрит на старомодное войлочное кресло, придвинутое к самому окну. А точнее – на характерную вмятину, оставленную на сиденье человеческим телом.

Боже, подумала Джейн с содроганием, именно в этом кресле старая женщина провела большую часть последних лет жизни. Сколько часов она просидела вот так, уставившись взглядом вдаль? Сколько раз касалась этого приметного углубления на кресле?

Странно, но Джейн внезапно почувствовала, что это она, а не старая миссис О’Брайен, сидит сейчас в этом кресле, только спиной к деревянным оконным рамам, а ее зеленые глаза покрываются дымкой воспоминаний, следуя за взглядом тех старушечьих глаз… в прошлое.

Только на сей раз это прошлое ее, Джейн…

В этот день Боб, как всегда, встал вовремя и собирался идти на работу. В полицейском мундире он казался Джейн еще более красивым и самоуверенным, чем всегда. Она наблюдала за ним, лежа на постели, едва прикрывшись простыней и все еще не веря тому, что произошло у них прошлой ночью.

Не то чтобы Боб никогда не бил ее. Бывало и так – но только ладонью, и не более одного раза.

А прошлой ночью…

Боже, даже вспоминать об этом невыносимо. Джейн все еще чувствовала боль, которая и теперь, по прошествии суток, казалась нестерпимой.

Когда он подошел и присел на край постели, она инстинктивно попыталась отодвинуться.

– Не надо, Джейн, – попросил он. – Я не виноват, ты же знаешь. Ты вывела меня из себя. Почему ты не сказала мне, куда ездила вчера днем? Я же понял, что не по магазинам, – слишком много миль накрутил спидометр.… Тебе бы просто признаться, что ты ездила навестить сестру. Я не против твоих визитов к Софии, но тебе следовало бы спросить моего разрешения. Если бы ты это сделала, у тебя не было бы причин лгать мне, а у меня – наказывать тебя.

Джейн смотрела на него глазами, полными ужаса.

– Обещай, что в следующий раз ты попросишь у меня разрешения, – сказал Боб, мягко поглаживая ей шею.

Сердце Джейн готово было выпрыгнуть из груди.

– Я… я обещаю, – еле ворочая языком, выдавила она.

– Хорошая девочка.

Когда он нагнулся, чтобы слиться с ней в непристойно глубоком поцелуе, а его руки под простыней начали ласкать груди, Джейн почувствовала себя совершенно больной. Потом губы их наконец разомкнулись, и он стал сильно сжимать ее сосок, хладнокровно наблюдая, как она страдает от боли, и в этот момент Джейн хотелось его убить.