Споры об Апостольском символе - [18]

S. 23–24). Единственным сколько–нибудь знаменитым богословом, принадлежавшим к Церкви, но учившим согласно с Керинфом, был, по изысканиям Цана, Фотин Сирмийский (в IV в.). «Он считал Иисуса человеком, произошедшим от брачного сожития Иосифа и Марии, но обожествленным благодаря Его высоким нравственным достоинствам. Юлиан Отступник отдавал дань уважения Фотину и называл его разумным богословом. Этот лжеучитель придал христианской теологии салонный вид и открыл ей доступ во дворец язычествующего императора» (S. 57). Подводя итог своим рассуждениям по данному поводу, Цан замечает: «Весьма задолго до того времени, когда христиане начали создавать какие–либо теории о рождении Христа, и много раньше, как к вопросу о чудесном рождении Христа начали приплетать чуждые исторического значения выводы относительно Марии и сыновей Иосифа, т. н. «братьев Иисуса», — вера во Христа, сына Девы, была верой всей христианской Церкви. Да и могла ли вообще существовать Церковь без такой веры?» (Ibid.). Таким образом, вопреки мнению Гарнака, необходимо признавать, что учение о безмужнем рождении Иисуса составляет принадлежность первохристианского благовестия, а потому оно справедливо нашло место в древнейшем Символе.

«Сам Христос, возвещая Евангелие народу, не упоминает о Своем рождении от Девы» (Гарнак).

Верно.

«И ученики Его, проповедуя Евангелие, поступают так же» (Он же).

Совершенно верно.

Но почему Христос не говорит об этом? «Известно, что Христос, возвещая Евангелие народу, Свою проповедь не открывал словами: «Не считайте Меня за Иосифова сына». Вообще Его проповедь не речью о Нем Самом начиналась, но благовестием о том, что с Его пришествием наступает Царство Божие» (Zahn. S. 66). Да и пристойно ли Ему было Свою проповедь о Царстве Божием открыть возвещением о Его чудесном рождении? «Он поступал так, как поступают вообще все благородные натуры: не говоря о том, кто они по происхождению, они делами показывают — кто они» (Grau. S. 9—10). «Можно думать, что известного рода скромность (Zartgefuhl) удерживала Господа от публичных речей перед толпой о Своем рождении. Христос держался мудрого педагогического правила: ведь Он и со Своей проповедью о Его мессианстве не выступал слишком решительно, стучась в запертые двери» (Wohlenberg. S. 20). Да и какое впечатление могло бы иметь на слушателей возвещение с Его стороны о Своем чудесном рождении? Если бы к Его проповеди примешивалось возвещение об этом событии, то, пожалуй, это Его собственное свидетельство вместо веры порождало бы лишь сомнение относительно события (Ibid. S. 14). Но хотя Христос прямо не говорил об этом, однако из Его речей о мессианском Его достоинстве легко было выводить требуемое заключение, «каковое заключение, под управлением Духа Божия, Церковь и действительно сделала. Например, Христос говорил о Себе: «Я исшел от Отца и пришел в мир» (Ин. 16, 28). Когда же Иисус, как Он сам говорит, исшел от Отца и пришел в мир? Конечно, не когда–нибудь еще, а именно когда Мария зачала от Св. Духа и ввела Его в мир в качестве дитяти. И разве можно отличать рождение Христа от Его явления во плоти?» (Taubert. S. 16–17). Наконец, ничто не препятствует делать догадку, что хотя открыто перед народом Христос и не говорил о разбираемом факте, но что в тесном кругу Своих учеников, говоря о Своих отношениях к Иосифу и Марии, «Он не хранил несокрушимого молчания о Своем плотском рождении» (Zahn. S. 67).

Почему ученики Христа, проповедуя Евангелие людям, тоже не говорили о чудесном рождении Христа, — для этого есть достаточные основания. О проповеди апостолов мы больше всего знаем из книги Деяний: здесь помещены те речи, какие произносили Христовы проповедники, обращаясь к иудеям и язычникам. Но все ли речи? Нет, только первые речи, с какими проповедники обращались к оглашенным (Wyneken. S. 19). А в таких речах не могло быть места для свидетельствования о рождении Христа от Девы, вообще в них не указывается никаких фактов из жизни Христа, которые предшествовали проповеди Иоанна Крестителя и крещению Иисуса (Деян. 2, 14–36; 3, 12–26; 10, 34–43 и т. д.). И это не случайность. «Каждый рассудительный миссионер начинает свою проповедь с того, что пробуждает совесть и привлекает сердца к вере, а не с того, что только требует веры, и не с того, что может возбуждать противоречие и даже насмешки. И в наше время ни один миссионер не начинает своего дела с проповеди о благовещении. Проповедь о рождении Христа от Девы, без сомнения, принадлежала к кругу тех предметов, о которых принято было говорить в тесном кругу уверовавших и уже крещеных (/ Кор. 2, 6). Если же так, то отсюда, однако же, не следует делать заключения, что апостолы мало обращали внимания на то, как кто из обращаемых будет потом думать о земном происхождении Христа. Мы очень твердо знаем, что между членами первохристианской Церкви не было никаких разногласий по отношению к Лицу Иисуса Христа» (Zahn. S. 67).

«Нельзя находить соответствующих указаний ни в Евангелии от Марка, ни с какой–либо уверенностью — в Евангелии от Иоанна» (Гарнак).

Это правда, что в Евангелии от Марка нет рассказа о чудесном рождении Христа, но такое явление легко объясняется. «При несомненном стремлении в возможно кратких чертах описать замечательнейшее из жизни Иисуса, евангелист, естественно, пропускает то, что служило, так сказать, священным порталом для высокого входящего гостя. Опуская изображение всего того, что случилось с Христом до Его крещения, евангелист мог извинять себя тем, что о новорожденном, не достигшем развития Дитяти ничего еще нельзя сказать (?!)»