Спокойствие - [48]

Шрифт
Интервал

— Мужчины полигамны, — сказала она и посмотрела мне в глаза. — Ваша мама, например, делила со мной вашего отца.


Удар настиг ее челюсть. Она спикировала в кресло, но я скинул ее на пол, схватив за волосы и пинком перевернул на живот.

— Как отец, — хрипела она.

— Не смей больше говорить о моем отце! Я даже имя его не желаю слышать, поняла?! — заорал я и раздвинул ей ноги коленом и, пробиваясь сквозь обрывки разорванной одежды, снизу вверх вонзился в нее.

— Еще, — стонала она.

— Никогда, ты сука!

— Порви! Порви же меня! — кричала она, потом она как-то вырвалась из-под меня. Ее ногти вонзились в мои бедра, разорвали молнию и вцепились в яйца, наполненные ненавистью.

— Никогда больше, сука! — засопел я. Как рушат каменную стену, так я терзал ее воспаленную жопу, пока она только способна была визжать, затем она зажала ковер между ног, а я достал из коробки сигарету и захлопнул за собой дверь.


Мама чистила на кухне яблоко, разматывая красную яблочную кожуру, словно ленточного червя.

— Кто такая Эва Иордан? — спросил я.

Нож застыл у нее в руке. Она уставилась на мою разорванную рубашку и разодранные брюки, и я уже подумал, что она не ответит.

— Ублюдок! Марш в свою комнату, животное! — заорала она, и наполовину очищенное яблоко разлетелось об дверной косяк, словно граната.

— Хорошо, — сказал я и пошел в комнату.

Когда я проснулся, вокруг было темно, как в аду. Я нащупал выключатель от лампы и посмотрел на часы, поскольку вспомнил, что в шесть Эстер ждет перед библиотекой. Скажу ей, что у меня поднялась температура, подумал я и стал нервно рыться в одном из ящиков. В итоге я нашел старый мелок, но съесть смог только половину. Затем я наткнулся на коробку старых патронов с кровью, и тогда мне пришло в голову, что кровотечение лучше. Да, меня обозвали евреем и побили — и я разорвал все капсюли, намазал краской около рта, но до меня дошло, что в этом нет никакого смысла. Если она ждала в шесть, а сейчас десять, и сейчас меня побили, тогда где я был в шесть, и я доел остатки мелка из бумажки, но меня уже начало рвать красным месивом, и изо рта полилась вода.


Это были мои лучшие брюки, думал я, теперь уже не важно, думал я, завтра одену какие-нибудь попрочнее, думал я, и все-таки неплохо было бы узнать кое-что об отце, думал я, хотя бы как он выглядел, думал я, завтра спрошу у этой шалавы, думал я, это ведь еще ничего не значит, думал я, но сначала обрежу ей ногти, думал я, хотя нет, у нее хорошие ногти, думал я, но ей надо бы вычесать шерсть из п… думал я, а еще нужен фаллоимитатор, думал я, например, бычий хрен, думал я, нет ничего лучше сушеного бычьего хрена, думал я, до моего ты не дотронешься, думал я, это так же верно, как отченаш, думал я, достаточно писателей, которые отымеют тебя как следует, думал я, а мы уж лучше так, думал я, и не смей больше говорить о моем отце, а то я разорву тебе клитор, думал я, буду включать тебя бычьим хреном, как цветной телевизор, думал я, кстати, не так уж и плохо бить женщин, думал я, папаша был не дурак, думал я, только зря ты блевал в детскую кроватку, думал я, отца это не украшает, думал я, и избивал беременную, как последнее чмо, думал я, не надейся, что я ничего не помню, думал я, ты хер собачий, думал я, я видел, как ты трахаешь в жопу мою маму, думал я, в полгода человек уже не дурак, думал я, просто он еще не умеет обращаться с кухонным ножом, думал я, не надейся, что я не знаю тебя, думал я, как свои пять пальцев, думал я, ты хрен поджаренный, думал я, скорей всего, ты из какого-нибудь низкосортного быдла, думал я, она перенесла мезальянс, думал я, хотя беременная сама была первоклассная курва, думал я, наверняка трахалась с пятью одновременно, ничего стыдного, я бы тоже потрахался, думал я, или на худой конец с тремя, думал я, эта сука, правда, иногда могла бы наносить маме визиты, думал я, и Эстер тоже, думал я, если по очереди, можно, почему вместе нельзя, думал я, нет, Эстер не надо, думал я, в конце концов я не животное, думал я, Эстер невероятно чувствительная, думал я, не то, что мы, думал я, тогда уж лучше Юдит, думал я, она держит свое сердце в футляре, думал я, и по двенадцать часов в день упражняется, думал я, плюс выступления, думал я, ей недосуг трахаться с тремя, думал я, у нее целых десятьнезнаюсколько лет даже письмо написать не было времени, думал я, конечно, у нее хватило нахальства написать, чтобы я не закрывал маме глаза, думал я, я закрою их с помощью молотка, думал я, а потом выброшу из этого склепа все декорации, думал я, выброшу, и там будет детская, думал я, и я не буду блевать в кроватку, думал я, и, пока кормит, не буду трахать жену в жопу, думал я, я не животное, думал я, по правде, я и не трахал эту мумию, думал я, просто засунул руку, думал я, и маму тоже, думал я, а вдруг в следующий раз не встанет, думал я, ну хоть кто-то из нас получил оргазм, думал я, скажем, я, думал я, я ни за что, скорее она, думал я, ведь это же и возбуждает, что я не смог удовлетворить маму, думал я, поэтому так дерьмово, думал я, хотя как нежно она гладила меня, думал я, ну хоть побрила бы меня, думал я, какая дура, могла бы и сегодня побрить, думал я, стоило бы на это посмотреть, думал я, только пусть не мажет солью соски, думал я, ей уже давно пора сдохнуть, думал я, а одежда будет как раз впору Эстер, думал я, это не пошло, милая, думал я, я никогда не путал пошлость с искренностью, думал я, а ты путаешь пиявок с жемчужными раковинами, думал я, конечно, одежда будет впору, думал я, возможно, только в груди надо будет немного убрать, думал я, по крайней мере, у тебя будет несколько пожранных молью каракулевых шуб, думал я, но ты ходила делать аборт, думал я, хоть бы сказала, прости, но сегодня я иду на операцию, думал я, в конце концов, это мою сперму выгребли из тебя, думал я, в конце концов, тебе же надо было показать его папочке, думал я, просто потому, что так принято, думал я, мы будем курить, а ты будешь мило помалкивать, думал я, а святой отец расскажет, отчего онемела дочь его, думал я, только больше не играй так со мной, думал я, больше никаких этих неспрашивайниочем, думал я, будешь лететь, пердеть и радоваться, думал я, не думай, что я не осмелюсь поднять на тебя руку, думал я, я выколочу из тебя всю твою прошлую жизнь, думал я, и буду писать твоей кровью, думал я, можешь потом печатать, думал я, и поискать издательство, думал я, ты отправила меня к этой шлюхе, думал я, ну и накося выкуси теперь, думал я, но я не буду больше жрать известь на завтрак, думал я, лишь бы Юдит не заметила, думал я, это был ее мел, думал я, завтра украду для нее еще один, думал я, не смей больше рыться в моих ящиках, сказала она, правда украду и еще напишу задание по венгерскому, сказал я, меня не интересует, что ты пишешь, сказала она, прости, сказал я, ты всегда был червяком, сказала она, это неправда, сказал я, мерзкое маленькое ничтожество, сказала она, я не ничтожество, сказал я, куда вы дели мою скрипку, сказала она, я до нее не дотрагивался, сказал я, а ну доставай, сказала она, не достану, сказал я, у меня сейчас поезд, сказала она, я не останусь здесь один, сказал я, тогда научись играть на скрипке, сказала она, ты никуда не поедешь, сказал я, у меня нет времени, сказала она, ты в грязном белье, сказал я, ты урод, сказала она, ты неспособна любить, сказал я, здесь мы похожи, сказала она, да, надо было спрятать, думал я, закопать в грязном белье, думал я, там она в жизни не найдет, думал я, сначала там поищу, сказала она, среди твоих носовых платков, измазанных спермой, сказала она, право слово, каждый сходит с ума по-сво-ему, сказала она, моя любовница про крайней мере не изменяет мне с моей матерью, сказал я, у тебя, скорее наоборот, сказала она, молчи! — сказал я, со спины, как наш отец, сказала она, заткнись! — сказал я, но у отца хоть нормально вставал, сказала она, заткнись, а то убью! — сказал я, ты всех убьешь, ты такой храбрый, сказала она, убирайся отсюда! — сказал я, не бойся, я только закрою тебе глаза, сказала она, скройся, ты змея! не глаза! только не глаза!


Рекомендуем почитать
Желтое воскресенье

Олег Васильевич Мальцев — мурманчанин. Работал на Шпицбергене, ходил на ледоколах в Арктику. Сейчас работает в Мурманском высшем инженерном морском училище. Первая его книга — «Движение к сердцу» вышла в нашем издательстве в 1977 году.


Семнадцать о Семнадцатом

В книге собраны рассказы русских писателей о Семнадцатом годе – не календарной дате, а великом историческом событии, значение которого до конца не осмыслено и спустя столетие. Что это было – Великая Катастрофа, Великая Победа? Или ничего еще не кончилось, а у революции действительно нет конца, как пели в советской песне? Известные писатели и авторы, находящиеся в начале своего творческого пути, рисуют собственный Октябрь – неожиданный, непохожий на других, но всегда яркий и интересный.


Девочка и мальчик

Семейная драма, написанная жестко, откровенно, безвыходно, заставляющая вспомнить кинематограф Бергмана. Мужчина слишком молод и занимается карьерой, а женщина отчаянно хочет детей и уже томится этим желанием, уже разрушает их союз. Наконец любимый решается: боится потерять ее. И когда всё (но совсем непросто) получается, рождаются близнецы – раньше срока. Жизнь семьи, полная напряженного ожидания и измученных надежд, продолжается в больнице. Пока не случается страшное… Это пронзительная и откровенная книга о счастье – и бесконечности боли, и неотменимости вины.


Жития убиенных художников

«Книга эта — не мемуары. Скорее, она — опыт плебейской уличной критики. Причём улица, о которой идёт речь, — ночная, окраинная, безлюдная. В каком она городе? Не знаю. Как я на неё попал? Спешил на вокзал, чтобы умчаться от настигающих призраков в другой незнакомый город… В этой книге меня вели за руку два автора, которых я считаю — довольно самонадеянно — своими друзьями. Это — Варлам Шаламов и Джорджо Агамбен, поэт и философ. Они — наилучшие, надёжнейшие проводники, каких только можно представить.


Невероятная история индийца, который поехал из Индии в Европу за любовью

Пикей, бедный художник, родился в семье неприкасаемых в маленькой деревне на востоке Индии. С самого детства он знал, что его ждет необычная судьба, голос оракула навсегда врезался в его память: «Ты женишься на девушке не из нашей деревни и даже не из нашей страны; она будет музыкантом, у нее будут собственные джунгли, рождена она под знаком Быка». Это удивительная история о том, как молодой индийский художник, вооруженный лишь горсткой кисточек и верой в пророчество, сел на подержанный велосипед и пересек всю Азию и Европу, чтобы найти женщину, которую любит.


Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 2

«Звёздная болезнь…» — первый роман В. Б. Репина («Терра», Москва, 1998). Этот «нерусский» роман является предтечей целого явления в современной русской литературе, которое можно назвать «разгерметизацией» русской литературы, возвратом к универсальным истокам через слияние с общемировым литературным процессом. Роман повествует о судьбе французского адвоката русского происхождения, об эпохе заката «постиндустриальных» ценностей западноевропейского общества. Роман выдвигался на Букеровскую премию.