Спокойный хаос - [103]
Ну вот, готово: Элеонора Симончини опускает глаза; какие вам еще нужны доказательства, что да, это именно так и работает. Конечно. А какое облегчение хоть один раз убедиться, что такое не только случается с другими. Как приятно хоть один раз в жизни почувствовать себя враждебным доминантом, который выхватывает себе, проклятье, больший кусок. Какое облегчение в том, что на этот раз мерзавец — именно я.
То, что сейчас происходит, Карло, это секрет, это священная тайна. Иоланда все видит, да, но оттуда что ей видно? Она видит эту толстую задницу, которая сначала разнюнилась, а после того как перестала скулить, прошла несколько шагов, внезапно остановилась, наклонилась и посмотрела вниз, а потом подняла голову, как будто только для того, чтобы проверить, тот господин, который всех обнимает, смотрит ли все еще на нее; и убедившись, что господин, который всех обнимает, все еще смотрит на нее, она снова опускает голову и осторожно прикасается рукой к земле, потом поднимается и возвращается к нему.
Вот, что она видит. По сути дела — ничего.
А сейчас я тебе расскажу, что случилось на самом деле, Карло, об этом никто никогда в жизни не узнает, потому что то, что происходит, делается специально для нас, и это видим только мы, и это наш с ней секрет. А происходит вот что: Элеонора Симончини поднимает свои руки состоятельной женщины до уровня наших глаз и правой рукой медленно снимает обручальное кольцо с безымянного пальца левой руки, а в глазах у нее в эту минуту жуткая смесь добра со злом — не сплошное зло, Карло: добро в нее только что вложили мы. А потом она поворачивается спиной, и кажется, что она уходит, но через несколько шагов останавливается: она заметила водосточный люк, знаешь, такое углубление на асфальте, забранное проржавевшей решеткой и прикрытое сухой палой листвой, и тогда-то она и останавливается, и наклоняется к нему, и через щели в решетке смотрит на неописуемую черноту там, внизу, а потом переводит взгляд на нас и улыбается и, улыбаясь, опускает руку к решетке, тогда-то и кажется, что она до нее дотрагивается, но это не так, нет, ей незачем до нее дотрагиваться, улыбаясь, она просто бросает обручальное кольцо в канализацию.
Они мне все-таки сказали: «Пойди покажись врачу», — так и сказали, уверяю вас.
А что вы хотите; аномалия моего поведения, его абсолютно неприемлемая сущность, настоятельная необходимость лечиться — все это за прошедшие два месяца, как непомерная ноша, отягощало любую встречу со мной, любой контакт, любую беседу или даже простой обмен приветствиями. Как бы там ни было, мне это все высказали; и это выпало на долю Марты, самого что ни на есть слабого индивидуума во всем клане, самого психически неуравновешенного, ведь это ей самой в первую очередь нужно было бы полечиться.
Марта приняла мое приглашение и пришла к нам с детьми на ужин. Все вместе мы хорошо посидели; с нами была Мак, она просто изумительно приготовила рис, и котлеты тоже были необыкновенно вкусные; за ужином мы с Мартой наблюдали за новой посттравматической динамикой в отношениях между нашими детьми: их поведение стало менее определенным и более зрелым, чем раньше: Клаудия, например, больше не тиранила своих двоюродных братишек, а они оба, даже и не пытаясь противоречить, по собственной воле, продолжали подчиняться ей, так что в их взаимоотношениях по-прежнему сохранилась единственно возможная иерархия: Клаудия — доминант, Джованни у нее в подчинении, а Джакомо — у Джованни, тем не менее, в их общении не было и намека на конфликт. Все это так, мелочи, естественно, — Клаудия благосклонно позволяет своим братьям первыми поиграть с Play Station, а те, в свою очередь, как два кавалера, расшаркиваются друг перед дружкой, взаимно уступая эту привилегию, — но уж очень красноречивы были эти подробности, насколько красноречиво отдельные факты могут характеризовать детей. Никто из них ни разу не упомянул о Ларе, но, несмотря на это, все трое явно отдали должное ее памяти, они вели себя так, как она, замечания которой они обычно игнорировали, их просила вести себя, когда они играли вместе. А мы с Мартой за всем этим понаблюдали, а потом решили, что все это просто прекрасно, нас даже немного растрогала реакция детей на смерть Лары — сейчас они ее слушались. Потом и Мак Марта сообщила свою новость, и та тоже узнала, что Марта снова беременна, даже показала ей свой голый живот, все еще гладкий и только чуть-чуть вздутый, а Мак с ужимками шамана его внимательно осмотрела, предрекая, что снова родится мальчик; что и говорить, казалось, все шло как по маслу, все — просто тишь да гладь, принимая во внимание нашу ситуацию; вот это да, вот это новость: мы даже решили следующий конец недели провести вместе, всей компанией поехать к морю, чтобы, наконец, разобраться, на самом ли деле после того, что произошло в том доме, мы больше не сможем там жить, и, возможно, что дому — конец, или нет, это не обязательно, во всяком случае, очевидно одно, что все решит реакция Клаудии и, может быть, чуть-чуть и моя тоже, ведь это наш с ней дом, где умерла
