Сплошные прелести - [32]

— Но, черт возьми, что делать с первой женой Дрифилда?

— Да, позорная страница, — пробормотал я.

— С ней дьявольски трудно. Ведь она столько лет прожила с Дрифилдом. У Эми на ее счет очень определенные взгляды, но мне их трудно принять. Понимаете, она считает, что Роза Дрифилд оказывала на мужа самое пагубное воздействие, делая все возможное, чтобы погубить его нравственно, физически и финансово; она была ниже его во всем, во всяком случае интеллектуально и духовно, и выстоял он только потому, что обладал огромной волей и жизнелюбием. Жена из нее, конечно, была неудачная. Она давным-давно умерла, и милосерднее не рыться в старых сплетнях и не копаться на людях в грязном белье; но остается фактом, что все свои основные книги Дрифилд написал тогда, когда она была с ним. Я восхищаюсь его поздними вещами и как никто ценю их неподдельную красоту, их замечательную сдержанность и классическую ясность, но должен признать, в них нет такой звучности, силы и аромата и полноты жизни, как в ранних романах. И потому, мне кажется, нельзя целиком сбрасывать со счетов влияние, которое оказала на творчество Дрифилда его первая жена.

— Как же вы хотите выйти из положения?

— А не раскрыть ли весь этот период его жизни с наивозможной сдержанностью и деликатностью, чтобы не оскорбить даже самых тонких чувств, и тем не менее по-мужски откровенно, надеюсь, вы меня поняли? Такой подход тронет читателя.

— Замах у вас смелый.

— Думаю, не стоит расставлять точки над «и». Весь вопрос в трактовке. Я не скажу лишнего, но дам понять читателю основное. Ведь самую трудную тему можно смягчить, освещая ее с достоинством. Но я ничего не смогу сделать, пока не буду иметь в руках все факты.

— Да, из воздуха кафтан не сошьешь.

Рой изъяснялся с легкостью и свободой, как и надлежит опытному лектору. Я пожелал себе: а) говорить с такой же внушительностью и законченностью, не подыскивая слова, строя фразы без малейшего колебания; б) не чувствовать свое ничтожество, заменяя собой обратившуюся в слух многочисленную аудиторию, к которой подсознательно обращался Рой. Вот он сделал паузу. Лицо, раскрасневшееся от энтузиазма и от жары, вновь приобрело добродушное выражение, а глаза, вперявшиеся в меня, глядели теперь со спокойствием и улыбкой.

— Тут все зависит от вас, старина, — любезно сказал он.

Мне всегда казалось, что смолчать, когда нечего сказать, и попридержать язык, если не знаешь, как ответить, — это прекрасное жизненное правило. Я не стал ничего говорить и лишь состроил любезную мину.

— Вы больше, чем кто бы то ни было, знаете о его жизни в Блэкстебле.

— Почему же, в Блэкстебле найдутся люди, которые были тогда с ним знакомы не хуже меня.

— Возможно, но вряд ли они что-нибудь собой представляют: не думаю, что к ним прислушаются.

— А, ясно. По-вашему, кроме меня, проболтаться больше некому.

— Грубо говоря, так, если вам непременно хочется острить.

Видно, Рою было не до смеха. Это меня не раздражало, поскольку я вполне привык к тому, что людей не смешат мои шутки. Самым чистым типом художника мне порой представляется юморист, чьи остроты вызывают смех только у него самого.

— И, если не ошибаюсь, вы часто с ним виделись позже, в Лондоне?

— Да.

— Это когда он занимал дом в Нижней Белгравии?

— Да, квартирку в Пимлико.

Рой натянуто улыбнулся.

— Не станем спорить относительно точного обозначения квартала. Вы тогда были с Дрифилдом на короткой ноге?

— Похоже на то.

— И как долго?

— Года два.

— А сколько вам было лет?

— Двадцать.

— Так вот, вы должны мне оказать огромную услугу. Это не отнимет много времени, а для меня будет просто бесценно. Прошу вас, запишите, насколько возможно полно, все, что помните о Дрифилде, о его жене, об их отношениях, и так далее — в Блэкстебле и в Лондоне.

— О, милый мой, как много вы просите. У меня полно срочной работы.

— Но дело-то недолгое. Уж вы только набросайте, не заботясь о стиле и всем прочем. Я отредактирую. Факты — вот что мне надо. Суть в том, что кроме вас никто их не знает. Не хочу быть сколько-нибудь помпезным, но Дрифилд был великий человек, и ваш долг перед его памятью и перед английской литературой — рассказать все, что вам известно. Я не стал бы просить, но вы на днях сказали, что сами ничего о нем не собираетесь писать; вы уподобитесь собаке на сене, если оставите втуне сведения, которыми не намерены воспользоваться.

Таким образом, Рой взывал сразу к моему чувству долга, лености, великодушию и порядочности.

— А зачем миссис Дрифилд нужно, чтоб я побывал в Ферн-корте?

— Это мы с ней так решили. Прекрасный дом. И она отличная хозяйка. А за городом теперь божественно. Она считает, вам будет там приятно и спокойно, если пожелаете сесть за свои заметки; конечно, я ничего не обещал, но пребывание рядом с Блэкстеблом, несомненно, вызовет в памяти то, что иначе вы бы не вспомнили. Кроме того, в его доме, среди его книг и вещей, прошлое представится более живым. Мы втроем станем говорить о Дрифилде, а вы знаете, как всплывают подробности в разгаре беседы. Эми очень предупредительна и умна. Она издавна привыкла записывать за Дрифилдом, а ведь вполне возможно, в разговоре вы оброните что-то не попавшее в ваши записи, а она потом все добавления соберет. И мы сыграем в теннис и поплаваем.