Спитамен - [159]
— Эй, начальник!.. — хриплым голосом позвал Тарик. — Начальник!..
Ехавший рядом юнон пришпорил коня, подъехал к предводителю отряда и доложил, что пленный хочет ему что-то сказать. «Кратера правая рука» натянул повод, придержав коня, и, когда лежавший поперек седла пленный поравнялся с ним, спросил:
— Что ты надумал, варвар?
— Развяжите меня… Позвольте сесть в седло по-человечески… Если вы будете подвергать меня такому унижению, то вам не сдобровать…
Начальник отряда громко захохотал.
— В твоем положении ты еще и грозишь?.. Ну и наглые же эти варвары!..
— Вам придется раскаяться, если не послушаетесь меня!.. — жесткая веревка туго стягивала и натирала шею, мешая Тарику говорить. — Бог ветра и пустыни Веретрагна не прощает тех, кто покушается на честь степных жителей… Или развяжите, или убейте меня, но не обрекайте на такой позор!..
— Лучшей участи ты не достоин, варвар! — с презрением бросил начальник и, пришпорив коня, устремился во главу отряда. Его уже начало беспокоить, что они все еще не встретили отставших от них гетайров. Где бы они могли быть?.. И не намного вроде бы гипотоксоты опередили их. Быть может, они где-нибудь близко, да поди узнай, за каким барханом… Начальник громко разговаривал с помощниками, нарочито смеялся, стараясь отвлечь от недобрых мыслей спутников, развеять собственную тревогу, но она все возрастала, вынуждая чаще оборачиваться к пленному, который, должно быть, неплохо знает эти места. А если это не так, то им конец…
Желтые струи бежали по песку все проворнее, сливаясь в ручьи и растекаясь вширь. Скользя по вогнутой поверхности барханов, ветер взмывал вверх, вздымая тучи песка. Небо сначала стало рыжим, а потом враз потемнело, будто среди дня наступили сумерки и заклубились невесть откуда взявшиеся тучи. Сверкнула молния, донеслись грозные раскаты грома. Горизонт затянула мгла. И вскоре с той стороны донесся шум, очень похожий на тот, что стремительно накатывается впереди атакующей конницы. Налетел горячий ветер, такой сильный, что невозможно было усидеть в седле. Юноны спешились, стащили с седла и Тарика, разрезав веревки, которыми он был приторочен, сбились все в кучу и, опустившись на корточки, огородились щитами…
Если бы песчаная буря продолжалась дольше, на том месте, где они сидели, в скором времени появился бы бархан, под которым они остались бы заживо погребенными. Однако ветер стих так же внезапно, как и налетел. И пока юноны, занесенные по пояс, выбирались из песка, раскапывали увязнувших по брюхо коней, отряхивались, небо вновь стало ослепительно голубым, словно вымытым. Вовсю жарило солнце.
Начальник отряда, серый от пыли, словно слепленный из глины, подошел к Тарику и разрезал веревки, стягивающие его запястья.
— Я же предупреждал тебя… — усмехнулся Тарик.
— Ступай на все четыре стороны. Ты свободен! — сказал начальник.
И Тарик, еще не веря в избавление, медленно зашагал, боясь обернуться, потирая распухшие руки и каждую секунду ожидая, что в спину вонзится стрела. Увязая по щиколотку в песке, он стал взбираться по откосу на бархан, падая и вновь поднимаясь, падая и карабкаясь на четвереньках. Ему казалось, что за барханом — спасенье. И наконец, достигнув широкого, похожего на полумесяц гребня, он выпрямился и воздел к небу руки, чтобы возблагодарить Ахура — Мазду, но неожиданно с той стороны с криками взмыли всполошенные черные грифы, метнулись серыми тенями в разные стороны волки с окровавленными мордами, лишь остались безразличные ко всему огромные вараны, терзающие теплую добычу. Из-под песка торчали скрюченные руки, ноги, согнутые колени. Вокруг валялись обезображенные и полузасыпанные трупы полегших тут воинов, согдийцев и юнонов. Проблуждав по пустыне несколько часов, они вновь пришли к тому месту, откуда начали путь, где брала начало их дорога в ад.
Тарик, потрясенный, медленно обернулся.
Юноны стояли внизу и, держа за уздечки коней, уже не способных двигаться, смотрели на него. Их мечи были в ножнах, а луки в колчанах, никто не собирался стрелять ему в спину. Они надеялись, что Тарик знает дорогу и кратчайшим путем направится если не к Политимету, то, по крайней мере, к ближайшему колодцу и, последовав за ним, спасутся. Они еще не знали, что обречены. Поскольку Тарик теперь и сам не знал отсюда дороги, ибо пустыня после бури в одночасье меняет лик. Опустившись без сил на песок, он схватился за голову и громко захохотал. И смех его звучал страшнее, чем недавний гром, свидетельствовавший о гневе бога пустыни Веретрагна…
Эти странные сарамцы
Тот, кто на спине несет мешок колючек, не ведает, в каком месте ему в спину вонзится шип. Так и Спитаменово войско, которое обнаруживало себя то на одном конце Согдианы, то на другом, то в середине, в окрестностях Мараканды, и всякий раз наносило юнонам значительный урон. Свой гнев за это Искандар обрушивал на жителей городов и кишлаков. Предавались огню их дома, вырубались сады, вытаптывались поля, всюду раздавались крики о помощи, проклятья, и лилась кровь. Такая же участь постигла большой кишлак Сарам, что находился верстах в десяти-двенадцати от Мараканды, в долине Политимета. Все, кто из его жителей попался под руку, были убиты, а скот угнан в Мараканду для прокорма Искандарова прожорливого войска.
