Список войны - [6]

Мустафа растянул губы в улыбке:

— Ну и скорость!

— Да шучу я, шучу! Торопиться не будем. Надо дождаться командира — раз, и два — Соломина с обедом. Консервированная тушёнка — это хорошо, а горячий кулеш — много лучше.

— А почему вы кота так необычно назвали, — вновь поинтересовался Мустафа, — Пердунком?

Лицо старшины украсила широкая, во все тридцать два зуба улыбка.

— Пообтираешься рядом с ним пару дней — всё поймёшь сам, — сказал он.

— И всё-таки? — Мустафа был настойчив.

— Кот у нас появился неожиданно, возник на ровном месте, словно из-под земли вытаял… Было это в одной разрушенной деревне. Походил по батареям полка, посетил хозяйственников, которые всегда сыты и у них вкусно пахнет, заглянул в штаб, но нигде не задержался — пришёл к нам. Мы его накормили, кот обнюхал каждого и остался…

— А Пердунком как он заделался? Имя такое — м-м-м… — Мустафа выразительно помотал рукой в воздухе.

— Редкое имя. Во всём Советском Союзе нет кота с такой кличкой. Сидим мы как-то с котом, я его расчёсываю, репьи из хвоста выбираю, в это время командир появляется, товарищ старший лейтенант Горшков. Я вскочил, вытянулся, доложил по всей форме, что в подразделении у нас появился, мол, новый боец — кот… Командир тоже присел, тоже начал репьи выбирать — надо же с новым бойцом познакомиться. В это время кот напружинился и… испортил воздух. Струю газа пустил такую, что у нас ноздри вывернулись наизнанку, их нужно было вворачивать обратно — вонь была хуже, чем от вражеского танка, заправленного прокисшей простоквашей. Командир глянул на меня подозрительно, я на него — на кота в тот момент мы грешить совсем не думали. А потом поняли — кот это, вот и прозвали его Пердунком.

Мустафа даже не услышал, как сзади к нему подошёл невысокий, в белёсой от частых стирок гимнастёрке сержант, — обладающий обострённым чувством пространства Мустафа ничего не засёк, а ведь сержант и дверцу изгороди открывал, и по земле шёл… Но нет, ничего этого не ощутил Мустафа и удивился несказанно… Как же это он проворонил сержанта?

Неосязаемым человеком этим был, как понял Мустафа, сержант Соломин, который ходил на кухню за обедом для разведчиков.

Пердунок поспешно подскочил к сержанту, потёрся пыльной шкурой о его сапог. «Хорошая примета, — подумал Мустафа, — раз кот трётся об обувку, значит — добыча будет». В правой руке сержант держал ведро — закопченное, чёрное, с большой вмятиной в боку. Ведро было накрыто куском фанеры.

— Пердунок, — проговорил сержант ласково, кот от его голоса замурлыкал громко. Мустафа понял, что из всей компании разведчиков кот брал в хозяева одного — сержанта Соломина, все остальные, в том числе и Горшков, и старшина были для него людьми второстепенными.

— Познакомься, Коля, — сказал старшина Соломину, — у нас новенький, Мустафой зовут.

Мустафа развернулся лицом к сержанту, одного короткого взгляда ему было достаточно, чтобы запомнить лик Коли Соломина: загорелое до смуглости лицо (будто сержант специально поджаривался на керосинке, каждый день это делал, без пропусков), синие резкие глаза, впалые щёки и тяжёлый подбородок с раздвоиной, — лицо волевого, уверенного в себе человека. Весомым дополнением к положительному облику этого человека был рубиновый орден, прикреплённый к застиранной гимнастёрке сержанта — Красной Звезды.

— Привет, Мустафа, — сержант оказался в общении простым человеком, протянул руку, — ты как раз к обеду поспел.

— Настоящий разведчик, — похвалил Мустафу старшина, — знает, когда надо появляться.

— Правильно, — подхватил Соломин, — настоящие разведчики никогда к обеду не опаздывают. Если же опаздывают, то это не разведчики. Даже не пехотинцы и тем более, не артиллеристы.

На землю, у боковины клуни, кинули плащ-палатку, расправили её — получилась скатерть-самобранка. Мустафа вытащил из «сидора» две банки тушёнки, полбуханки хлеба и бутыль, заткнутую газетной пробкой, аккуратно расставил продукты на плащ-палатке.

Видя такое дело, из-за облаков выглянуло любопытное солнце, — интересно сделалось, чего там задумали неспокойные люди, откуда у них взялась бутылка?

Про кулеш, который притащил в ведре сержант, светило знало все, и про консервные банки тоже знало все, а вот насчёт бутыли не ведало ничего, и что там плескалось, тоже не ведало, раздёрнуло плотные серые облака пошире, забралось в прореху целиком, будто в таз для мытья.

Хорошо сделалось, когда земля осветилась тёплыми лучами, даже кот запрыгал, затопал по краю плащ-палатки, и у него на душе стало светло, за край Пердунок не забирался, знал, что за это можно получить по дырявой заднице, прореха тем временем раздвинулась ещё больше, сделалось не только светло, но и тепло.

Вот что значит лето. Холод в эту пору вообще не держится, отваливает в сторону, освобождает место теплу, если где-то он и зависает, то ненадолго.

В центр плащ-палатки Соломин поставил ведро с кулешом.

— А сил у нас, Коля, хватит, чтобы столько съесть? — старшина сделал неуверенный жест пальцем в сторону ведра. — А?

— Нам помогут, — туманно отозвался на замечание Соломин.

— Кто?

— Увидишь. Ровно через десять минут.

— Загадками что-то говоришь, Коля.